Путь в Азкабан прошел в молчании. Эмори жевал губу и не задавал лишних вопросов, сотнями роившихся в его голове, а из Уизли собеседник всегда был неважный. Откровенно говоря, из всех деловых партнеров - самый дерьмовый. Рональд не улыбался, что с учетом особенностей его физиономии было и к лучшему, не знал свежих слухов, сплетен и анекдотов, что тоже, в общем-то, к добру, поскольку самые смешные были как раз про него, не обладал выдающимися достоинствами некоторых дам, шутил плоско и на одну и ту же тему, совсем как Локвуд, да и наверное все авроры, а главное - и самое неприятное - имел над Ла Реве власть. Молчание если и не являлось лучшим выходом из сложившейся ситуации, то уж точно не было входом в новую задницу, еще больше той, в которой француз только начинал осваиваться.
Азкабан он видел впервые, но особого любопытства не испытывал, лишь старался идти строго по центру узкого коридора, равноудаленно от камер по обеим сторонам. Их обитатели, вопреки его ожиданиям, не только не бросались на него сквозь прутья решеток, но даже не поднимали на них взгляд, и лишь беззвучно выдыхали с облегчением, когда аврор и торговец проходили мимо, не тронув их. Дементоров нигде не было видно, и Ла Реве с ужасом предположил, что даже эти существа побаиваются его спутника.
Дорогая мантия в одночасье перестала греть и тело, и душу. Эмори хотелось поплотнее закутаться в нее и обхватить себя обеими руками, чтобы сохранить хоть немного, как бы ни парадоксально это звучало, лондонского тепла, но такой жест придал бы ему сходства с арестантами, а этого торговцу хотелось меньше всего. Он все еще надеялся сохранить статус свободного, пусть и обедневшего человека. Привычный ко всему Уизли, казалось, не замечал ни холода, ни дементоров. Француз вспомнил, что ему хорошо за это платят и поумерил нахлынувшее было сочувствие. Вместо этого он принялся по новой проклинать Лагранж, хотя чем глубже они заходили в недра крепости, тем яснее ему становилось, что Лагранж и ее спутник - лишь случайность, а настоящая причина его пребывания здесь намного неприятней незаконной торговли и мелкого международного скандала. Следовало бы перебирать в уме свои грешки, но Эмми был уверен, что грешил в пределах строго очерченных аврором рамок, ну разве что доход его был повыше, чем та сумма, от которой Рональду отчислялся процент, однако если рыжий скряга из-за такой ерунды устроил эту показательную экскурсию, то легендарная мелочность Уизли вовсе не легенда.
- Мистер Уизли, Эмми вне всякого сомнения желает быть Вам полезен, но сомневается, что может чем-то помочь Вам здесь...
Робкая попытка казалась французу обреченной на провал, но аврор остановился. Секундное ликование, впрочем, оборвал резкий скрип двери, похожий на голодный звериный рык. Эм содрогнулся, представив, насколько ужасней этот звук, когда дверь закрывает тебя внутри.
- Пришли.
Невинная, во всяком случае точно нейтральная фраза, прозвучала как приговор. Ла Реве сглотнул, мысленно обратился ко всем маггловским и магическим покровтелям разом с просьбой не оставить его здесь и перешагнул порог. Камера была обитаема, в углу на соломе сидел человек, бормотавший под нос что-то понятное лишь ему, и то не факт, однако, в отличие от остальных, он тут же повернул к ним голову и умолк. Их явно ждали. Эта мысль Эмори не понравилась, силуэт человека родил подозрение, которое Эм старательно не допускал, но луч света, упавший на лицо заключенного, подозрений не развеял.
Это был Малфой, то, что от него осталось. Осталось немного - под грязью и кровью, синяками, ссадинами и струпьями не было ничего узнаваемого, кроме глаз и ухмылки. Ла Реве побледнел и невольно отшатнулся.
Эмори, живший в невероятном бардаке и якшавшийся с такими личностями, опустившимися ниже всех мыслимых ватерлиний, и не подозревал в себе такой брезгливости. Он скорее согласился бы лизнуть ближайшую стенку, засосаться с дементором, или даже - упаси, конечно, Салазар ученика своего непутевого, но все-таки - поцеловать самого Уизли, но только не прикасаться к этому человеку, потому что от него неуловимо, тонко тянуло смертью, а Эм, вопреки всеобщему скепсису, знал, что смерть заразна, ибо она собственной персоной гуляла по улицам и закоулкам магической Британии, устав таиться под масками чумы и холеры.
- Что бы он Вам ни наговорил, Эмори к этому непричастен, - поспешил заявить Ла Реве, голос предательски дрогнул.

Глядя на то, как француз открывает и тут же захлопывает свою пасть, я начинаю думать, что это такой подарок от Уизли - последнее развлечение перед неизбежным финалом, в котором будет немного веселого. По правде говоря, я бы предпочел традиционный последний ужин, но в Азкабане заключенных не особенно балуют, так что и на том спасибо.
- Присаживайся, Ла Реве, чувствуй себя как дома. Кажется, разговор будет долгим, потому что мистер Уизли ничего не понял из предыдущих.
Я притворно вздыхаю - конечно, я ожидал такого начала, но все же надеялся его избежать и побыстрее перейти к заключительной части. Мне почти не терпится, и надо ловить момент, пока я не передумал.
- Я не буду клясться первым. У меня нет причин для доверия ни тебе, ни твоему... другу, - я усмехаюсь, кивком головы указывая на француза, изрядно побледневшего от осознания того, во что он вляпался. Уизли, впрочем, выглядит не лучше, утреннюю уверенность он растерял, видимо, в поисках доверенного лица среди своей свиты. Неужели только сегодня ты понял, что у тебя никого нет? Кроме этого самого Поттера, за которого ты цепляешься как за последнюю соломинку, чтобы выкарабкаться по нему, а может, и просто чтобы сломать - я не знаю, и не хочу знать, это слишком усложнит все, когда и без того не просто... - Так что, девочки, дамы вперед, мне нужны гарантии.
Я умолкаю и понимаю, что сейчас мы снова придем, к тому, с чего мы начали, а это полный провал. Мои нервы не выдержат новых торгов и пыток, я не смогу снова поймать его на крючок, если сейчас он сорвется, а он сорвется, ему ведь тоже нужны гарантии. Он хочет жить и не хочет выпускать семью преступника из страны, а я предлагаю ему сделать именно это в обмен на призрачный шанс узнать что-то о Поттере. Какой дурак поверил бы в то, что я знаю где он? Никакой, даже такой конченый как Уизли.
- Я даю тебе слово, - а слова даются с трудом, кажется, я давно к ним не прибегал, разуверившись в их силе. - Слово Драко Малфоя-Гринграсс, что я дам Обет, как мы договаривались, но только после тебя.
Мое слово как чек банкрота, но прими его, Уизли, и у нас все получится.

Не то чтобы Эмми возлагал какие-то особые надежды на свое предложение, но отказ Уизли, не посчитавшего нужным подсластить горькую пилюлю хотя бы элементарной вежливостью, заслуживал того, чтобы его запомнить и при случае припомнить. Ла Реве пообещал себе, что сделает все возможное, чтобы заместитель главы аврората, втягивающий его во что-то очень нечистое, пожалел о содеянном, хотя что-то ему подсказывало, что Рональд скоро будет очень много жалеть и без его помощи. Впрочем, сейчас великомученником был он - Эмори страдал и от нехороших предчувствий, и от жгучего любопытства, и от подколов Малфоя, но больше всего от банального холода. В камере, казалось, было холоднее, чем снаружи, но аврор и его заключенный в упор этого не замечали, и, хотя они, в отличие от Эмори, были англичанами до мозга костей, едваа ли традиционная беседа о погоде пришлась бы им по душе и отвлекла бы от того безумия, которое они собирались совершить. Эм обладал ничтожно малым количеством информации о происходящем, но что-то ему подсказывало, что один из участников этой истории свихнулся, а второго взяли измором, а он сам был тем, кому полагалось возопить "Остановитесь!", но такие люди обычно редко хорошо заканчивали, поэтому Эмори почел за благо молча повиноваться. Нервно покрутив в руках палочку, Эм глубоко вдохнул, обвил сцепленные руки огненным кольцом и уже было открыл рот, чтобы спросить, что именно ему спросить, как аврор опередил его, отчеканив свой обет сам.
Огненное кольцо втянулось в его руку, руки расцепились, но рот парня не желал закрываться после услышанного.
Четыре человека за границу. Четыре. Человека. За границу. Двое из которых принадлежат к числу тех, которым светит только Азкабан в качестве смены обстановки, а другая парочка пока просто не доросла, но это вопрос времени. Эмми не имел ни малейшего понятия, каким образом Уизли собирался выполнять обещанное, но надежда на то, что его не впутают хотя бы в это, умерла еще в зародыше. Эм знал, что впутают. И как бы сильно он ни желал счастья Астории, себе он его желал все же больше.