Запах корицы и имбиря, настойчивый и пряный, с утра окутал все здание Министерства Магии, пробрался во все кабинеты, прокатился по всем коридорам, и к вечеру все же достиг своей, видимо заветной, цели – кабинета фрейлейн Рихтер. Стоило духу Рождества пощекотать ее ноздри, женщина нахмурилась и бросила неприязненный взгляд на дверь. Праздник ассоциировался у нее с бездельем, не более того. К счастью, в этом году не нашлось идиотов, которые попытались бы ее поздравить с наступающим Рождеством, накормить домашним фигурным печеньем и всучить какую-нибудь безвкусную дешевую безделицу, именуемую подарком. Старожилы помнили ее прошлые реакции на подобную ерунду, а новички были от них наслышаны о стойком нордическом характере немки и особенностях тараканов в ее белокурой голове. Этот факт Рихтер считала своей личной маленькой победой в борьбе за установление нормальной дисциплины и служебных отношений в том хаосе, в котором ей приходилось работать. Борьба, к сожалению, была неравной, а территория была вынужденно сужена до просторов собственного отдела, но Аваду это не останавливало, и она при каждом подходящем и не очень случае давала главам других отделов советы по наведению порядка в мире, стране, подразделении, собственном кабинете, отчитывала  при случае их подчиненных, ну а у себя и вовсе правила железной рукой и увольняла по десятку секретарей в квартал. К аврорам, впрочем, она была несколько лояльней, и двое из них как раз были приглашены в кабинет для поощрения их работы, но явились несколько раньше назначенного, поэтому Авада, позволив войти и присесть, невозмутимо продолжила разбираться с отчетами, игнорируя присутствие мужчин.
Дочитав последнюю страницу и черкнув на полях пару вопросов, женщина выровняла стопку пергаментов, положила их в картонную папку и завязала ее. С этой утомительной работой было наконец-то покончено, Рихтер устало потерла виски и закурила. Дым крепких сигарет ей определенно нравился больше, чем запах выпечки. Напольные часы мелодично пробили девять, время аудиенции, и глава аврората посмотрела на подчиненных. Задерживать их надолго не хотелось, да и времени у нее было минут пятнадцать, а затем следовало приступить к написанию собственного итогового отчета, если она хотела управиться сегодня, поэтому Авада сразу достала из ящика приготовленные конверты. Захлопывая ящик, женщина сделала это слишком резко, так что палочка, лежавшая на краю стола, бесшумно скатилась на устланный коврами пол. Желания лезть под стол при подчиненных не было, так что Рихтер решила, что пятнадцать минут ее личного времени это слишком много, и можно обойтись пятью. Рихтер глубоко затянулась, и, выдохнув облачко дыма, начала инструктаж.
- Это ваши приглашения, господа, - глава аврората бросила тяжелые плотные конверты на стол, ближе к мужчинам, - на Рождественский прием. Ваша работа в течение года была далеко не безупречной, однако, вы выгодно выделяетесь на фоне остальных сотрудников, поэтому именно вам выпала честь представлять наш отдел на этом мероприятии. Думаю, нет необходимости напоминать вам о дресскоде и этикете, поэтому мы сразу перейдем к тому, что вы должны говорить нашим иностранным гостям…
Еще одна затяжка прервала монолог, давая аврорам возможность задать вопросы, если они возникли.

Локвуд потирал переносицу, сняв очки и положив их на стол. Мир в полной темноте был оглушающе громким, аврор слышал даже то, что не должен был слышать. В какой-то момент даже постукивание ложки по стенкам чашки при размешивании кофе превращалось в пытку.
Сейчас боль пульсировала где-то у левого виска, и Ксавье не знал, как с ней справиться. День за днем он нырял с головой в работу, приходил раньше начала рабочего дня, уходил позже окончания, он хотел быть здесь как можно дольше, а домой - только переночевать. И Рождество, которое машет еловыми ветками и шикарными венками, семейными ужинами и полным домом гостей, сворачивалось тугим змеиным комком в горле и мешало дышать.
Ксавье пятый год подряд в ночь с 24 на 25 декабря должен будет себе сказать, что мужчины не плачут. А те, кого стоит оплакивать... Им обязательно гораздо лучше там, чем ему сейчас здесь. И на рабочем столе стоит рамка с фотографией Элен и их маленькой дочери, единственная такая фотография. Локвуд не может ее увидеть, он больше никогда ее не увидит, но он помнит каждое маленькое движение на этом чудесном снимке, и ещё неосознанную, но такую родную улыбку дочки. Маленькой, беззащитной, невинной...
Мужчина ударил кулаком по столу, вдыхая глубже. На лбу выступили капельки пота, на щеках вспыхнуб нездоровый румянец - изо всех сил Ксавье старался справиться с гневом, обуздать его, загнать поглубже. Локвуд жил одной надеждой на месть, он не мог уйти из жизни, не отомстив за смерть самых близких людей. Он ненавидел пожирателей смерти, он ненавидел слизерин и ещё - тех, кто его жалел.
Да, слепой. И что? Слепота - ничто по сравнению с той болью, которая не давала ему жить, с которой он засыпал и просыпался. Она притупилась, волны времени ласково оглаживали ее, полируя углы, но она все так же тяжела, она все так же душит, она все так же сводит с ума одинокими ночами в пустой квартире.
Ксаве ненавидел Рождество. И все праздники.
Его главным другом была бутылка виски или портвейна, чего-нибудь очень крепкого, чем можно ннадраться в одиночестве. Вот и отпраздновал. Лишь бы не чувствовать, лишь бы не помнить.
К тому времени, как надо было идти в кабинет к мисс Рихтер, Локвуд успокоился, зачем-то, скорее из привычки, чем из надобности, протер очки, взял трость и, нацепив на лицо его самое непроницаемое выражение, отправился к начальству. Приглашение стало сюрпризом, причем сюрпризом неприятным - меньше всего Ксавье хотел куда-то идти, а тем более - посещать такие мероприятия. Но логичный вопрос заместителя главы аврората прояснил для Ксавье и без того очевидную вещь - отказаться нельзя. Никак.
- Когда прием? - спокойным, с прохладой голосом спросил аврор.
Его интересовала конкретика, раз надо, значит надо. Сидя прямо, Локвуд положил обе руки на набалдашник трости, сжимая его, и больше ничего не спрашивая. Все остальное, даже то, будет ли глава аврората на приеме, проходило мимо него, и теперь Ксавье только ждал момента, когда можно будет откланяться.

Мертвая Авада. Ее бездыханное тело с распростертыми руками на полу. Палочка в паре сантиметров от пальцев, но для нее уже совершенно бесполезная. Эта машина, лишенная человеческих эмоций и чувств(кто знает, может, у нее на них аллергия?) более неисправна и починке не подлежит.
Всегда нужно представлять результат, видеть его в своей голове с мельчайшими подробностями. Знать, к чему ты идешь и стремишься, быть уверенным в том, что ты получишь.
Представь ее открытые пустые глаза. Скорее всего, без доли страха, но с удивлением.
Многие скажут, что это безрассудно, глупо, опрометчиво, непродуманно, что у вас гормоны играют. Но если можно изменить то, что так не нравится, надо попытаться. Никто не терпит присутствия мухи в своей тарелке.
Астория подает тебе жетон. Эта леди всегда могла заболтать кого угодно, и она же доказала тебе, что это одно из самых нужных умений. Сейчас она продемонстрировала это еще раз. Ты усмехаешься, сохраняя спокойную уверенность. Ты убежден, что знаешь концовку.
На посту оказался всего один охранник. Возможно, остальные ушли покурить? Маркус легко обезвредил его. Препятствия, нет, легкие помехи устранялись одна за другой без каких-либо осложнений, словно вы во сне. Скользите мимо, плывете дальше, неуязвимые, как невидимые.
Может быть, сегодня кардинально изменится история. Безымянные убийцы в капюшонах – пища для прессы на целый месяц. А, значит, и народ этим заинтересуется. Теперешнее правительство – карточный домик, стоит только дунуть – он рухнет. Или убрать одну карту – Аваду. Даже в случае невозможного проигрыша вам удастся сильно пошатнуть эту неустойчивую конструкцию.
И глупцы те, кто считает, что прочно обосновался в Министерстве Магии.
Кабинет Авады все ближе. Довольно интересно следить за человеком. Наблюдать за его жизнью, сделать его своей игрушкой. Выучить его распорядок дня, привычки, предпочтения. Жить вместе с ним. Следовать тенью, немым спутником, запоминающим каждую мелочь.
Вы ближе к ней, чем она может представить. Вы ей почти родные.
Ты осматриваешь Асторию и Маркуса и понимаешь, что это самая подходящая компания для такого дела. Не хватает только Драко. Астория чуть улыбается вам, и ты киваешь головой.
Откроет дверь – стреляй заклинание. Повторяешь как молитву. Только бы не медлить!
Астория распахивает дверь, но тут же останавливается. Ты видишь только Аваду. Зазубренный план в твоей голове громче всего, он же и принуждает тебя, не обращая внимания ни на что другое, не теряя ни секунды, выставить вперед палочку(получилось, что из-за спины Стар, ибо та предпочла остановиться), рассекая ею воздух и одновременно быстро проговаривая:
-Stupefy*, - Авада не ожидала вас увидеть, и на первое время это лучшее заклинание. Теперь тебе хочется помучить ее. Может, на ней маска, и только под пытками она откроет свое истинное лицо? Самые далекие от нее люди становятся ей самыми близкими, ведь именно вам суждено увидеть ее без прикрас. Недолго, правда.
Помни, что преимущество все еще у вас. Нельзя только медлить.
Она курила. Представь рядом с ее телом дым от непотушенной сигареты. Она разгорится на мягком ковре, ты применишь к ней агуаменти, вместо того, чтобы просто ее затоптать, дабы увеличить урон от вашего визита. Никто не касается ее мертвого тела, словно боясь заразиться. Это слово сладко звучит в голове: мертвая. В нем ликование, решимость и надежда. М-е-р-т-в-а-я.
Представь, что у нее нет шансов.
Представь… И поверь.

*Stupefy – оглушающее заклятие (сшибает с ног).

Отредактировано Theodore Nott (2012-01-09 12:47:58)

Авада раздраженно смяла окурок в пепельнице и тут же выудила новую сигарету из пачки. Мысль о том, что она, возможно, ошиблась в выборе этих людей, почти сразу сменилась другой – что менять планы слишком поздно, поэтому придется работать с тем, что есть.  Рихтер щелкнула зажигалкой и поочередно смерила взглядом подчиненных.
- Если вы надеетесь, мистер Уизли, что мое отсутствие позволит вам халатно отнестись к выполнению возложенной на вас миссии, то я вынуждена вас огорчить – я там буду, - женщина стряхнула пепел и продолжила: - Я лично отвечаю за безопасность на приеме перед министром магии, а вы, - немка отвела от лица руку и, выпустив кольца дыма,  указала кончиком сигареты на своего заместителя, - лично отвечаете за это же передо мной. И мне хотелось бы, чтобы с этим заданием вы справились лучше, чем с поимкой мистера Поттера.
Последнее прозвучало грубее, чем Авада планировала, сказались нежелание идти на этот проклятый прием, и хлопоты, связанные с ним, но не с ее работой. Заказать парадную мантию, примерить ее не раз и не два, привести себя в надлежащий вид – необходимость всего этого Рихтер понимала, но в то же время все эти мелочи, все эти пустые заботы отвлекали ее от важных дел, нарядные излишества сковывали движения, а светская беседа не способствовала слежке за гостями. Если бы Авада могла, она предпочла бы явиться на прием в мантии-невидимке, но такая замечательная вещица была только у Поттера, а где был сам Поттер – это было неизвестно, и злило еще сильнее. Рихтер привыкла знать все обо всех, и мысль о том, что кто-то сумел скрыться, доводила ее до паранойи, вплоть до того, что она не могла быть уверена, не стоит ли Поттер за портьерой в ее кабинете.
- Рождество традиционно празднуется двадцать четвертого числа, за исключением Сербии и России, делайте выводы, мистер Локвуд, - отчеканив, женщина перевела взгляд на плотно зашторенное окно и вздрогнула.
Щелчок, на грани слышимости, едва уловимый обычным человеческим ухом, нарушил должный ход вещей. Рихтер никого не ждала, никто не осмелился бы войти к ней без стука... Еще прежде чем женщина повернулась, ее рука инстинктивно метнулась к палочке, которой на столе не оказалось.
- Gottverdammt!
Все произошло слишком быстро, слишком – даже для нее, эффект неожиданности всегда давал определенные преимущества, и эти трое в капюшонах знали это наверняка.
Авада попыталась укрыться за столом, но первое же заклинание поразило ее. Вспышка – и тела словно не стало, ощущение себя в пространстве вернулось вместе с резкой болью в позвоночнике, когда женщина врезалась в шкаф, разбивая локтями стекло и словно ломаясь об тяжелую дубовую полку. В глазах потемнело, новой вспышкой боли отозвалось падение на пол, и снова темнота, на секунду, две, три, только незнакомые голоса выкрикивали такие знакомые заклинания. Женщина судорожно глотнула воздух, но в едком дыме, быстро наполнявшем комнату, кислорода, казалось, не было вовсе.
- Уизли, живыми! – оставшихся сил хватило лишь на короткую команду – взять живыми, не бить на поражение, это слишком простая и слишком почетная смерть – в бою. Они ее не заслуживали, это было последней мыслью угасающего сознания.

Мёртвый аврор - плохой аврор.
С этой мыслью Локвуд метнулся со стула в сторону, за мгновение услышав распахивающуюся дверь. Он не знал, кто это мог быть, но чутье, болезненно обостренное, шепнуло, что этот кто-то пришел не счастливого Рождества пожелать. Ксавье давно для себя решил, что в некоторых ситуациях лучше показаться идиотом, чем попасть под удар, и сейчас это его спасло от пары-тройки не щекотку вызывающих заклятий.
Взрыв опалил его жаром, Ксавье не мог не слышать звука, с которым несколько минут назад палочка мисс Рихтер упала со стола. Но в своем начальстве Локвуд оставался уверен, так что предпочел быть полезнее, чем оглушенное ступефаем или скрученное круцио тело на полу.
Аврор слышал противников, но не видел их. Он не мог увидеть их лица, даже если бы прямо сейчас дым, набивающийся в легкие внезапно рассеялся. Но он чувствовал их, всей поверхностью кожи. Каждым нервом, каждой клеткой - всем, что сейчам бешено взвинтилось от стрессовой ситуации, в которой они оказались.
Нападение в министерстве? Простите, что?! А не Волан-де-Морт ли собственной персоной пожаловал?
Нееет, его бы Локвуд учуял сразу, он бы не стал тратить время на прыжки и прятки, он бы вцепился в горло этому подонку или выстрелил бы авадой в упор, не разводя пустые разговоры.
- Ксавье, стол!
Голос Рональда, уже совершенно в другом месте, нежели его недавний вскрик. Заместителю главы аврората досталось первым же заклинанием, леди Рихтер не было слышно вовсе, значит, ее уже вывели из строя. И жар совсем рядом свительствовал о том, что нападающим удалось-таки поджарить стол.
- Sordissium!* - четко проговорил аврор, выбрасывая руку с палочкой вперед и потушив начавшийся пожар, мужчина старался быть максимально спокойным, что бы ни происходило.
Он ещё не отомстил.
Ему нельзя умирать.
А вот люди, так беззастенчиво устроившие представление в кабинете главного аврора наверняка связаны с теми, кто когда-то называл себя пожирателями смерти. Кому ещё может понадобиться смерть Рихтер?
Никому.
Секунды, чтобы все это пронеслось в голове, всего лишь секунды... Времени почти нет.
Раз, два...
На "три" Локвуд рванул из-за своего укрытия, коим был второй шкаф в кабинете главы аврората, правой рукой взмахивая палочкой, а левой, что было сил, швыряя трость - в пустоту, на голос, повторивший дважды "круцио".
Ведь их могли пытать перед смертью круциатусом...
Ксавье зарычал, и заклинание, скользнувшее с кончика палочки ослепительной вспышкой огня, было похоже на появление самого дьявола в этой маленькой комнатке.
- Cavea!*
Палочка в руках аврора затрещала от контраста мощнейших заклинаний разных стихий, но Локвуд был в ней уверен, и она не подвела. Метнувшись чуть в сторону, Ксавье прижался к противоположной стене кабинета, гадая, какой будет ответная атака, и готовясь отразить любую.
_________
*Sordissium - мощная струя воды из палочки.
*Cavea - противник оказывается в клетке из языков пламени.

Отредактировано Xavier Lockwood (2012-01-10 17:02:14)

У тебя есть пара секунд, чтобы осмотреть кабинет. Два обиженных природой: Уизли, который опять не к месту, и Локвуд – магнит для несчастий. Хо-хо, какая ирония судьбы. Что здесь должно произойти, что нам было суждено оказаться всем вместе?
Звон разбитого стекла отвлекает тебя. Как до безумия смешно и радостно, что Авада, всегда невозмутимая, строгая, превращается в тряпичную куклу, надоевшую ребенку. Летит в шкаф, нелепо держа руки, получает уйму повреждений и куском мяса валится на пол. Полностью расслабившись от маленькой победы, ты начинаешь смеяться. Странно, немного истерично. Кусок мяса булькает, и Уизли наконец трогается с места. Хороший работник: действует только по приказу начальства. Он достоин повышения.
Первое же его заклинание летит в тебя. Ты всегда говорил себе, что встречать свою судьбу нужно в полный рост, ибо боги на стороне мужественных. Простите, не в этот раз. Ты резко нагибаешься, и над твоей головой дверной косяк разрывается под ударом заклинания. Осматриваешь последствия. Мощно. Щепки, куски дерева падают на тебя, легко рассекая кожу лица и рук, впрочем, совершенно не серьезно. Даже смешно – получить такие раны в бою!
Не отвлекайся, не медли и прекрати думать.
К новому заклинанию ты уже готов. Уизли предпринимает еще одну попытку, очевидно, надеясь, что вы дезориентируетесь в сетке, но ты разрушаешь все его надежды:
-Reducto*! – К сожалению, Астория среагировала еще быстрее и отскочила вглубь кабинета. Здесь царит хаос, слишком маленькое пространство для вас. Отчего собственные мысли громче всего остального? Ты не слышишь никого и почти инстинктивно проносишься мимо Маркуса, хватаешь девушку за талию и притягиваешь к себе, подумав, что ей лучше далеко не уходить. И как раз вовремя – рядом возникла огненная клетка Локвуда, озарившая комнату как обрядовый костер – ночь.
Что-что? Ты шутишь? Тебя тянет засмеяться. Слепой аврор пытался поймать вас в клетку! Тем не менее, убирать ее ты не стал: вдруг Локвуд сам в нее забредет. И да, он пособен, раз считал, что может поймать в ловушку тех, кто хотя бы может ее видеть.
Пора двигаться к цели.
-Reducto, - и стола уже нет. Глаз радует беспомощное тело. И если бы только не Уизли… С досады бросаешь в него заклинанием, уже зная наверняка, что он отобьется – с реакцией у него проблем в бою нет:
-Silencio*.
Астория отходит к двери, и ты идешь за ней спиной вперед.
Не так все должно было быть. Но ведь у этой немки даже имя – Авада! Она создана для того, чтобы умереть от такого заклятия.
-Avada Kedavra, – последняя надежда, как дыхание смерти зеленый дух парит и… Чтоб тебя дементор поцеловал, ты промахнулся! Промахнулся сейчас!
Дверь захлопывается. Плюешься ругательствами себе под нос.
И вот вы уже бежите, опасаясь погони. Может быть, Уизли и Локвуд даже не подозревают, что у них было одно преимущество: тот же эффект неожиданности.
Ваш план вроде бы предусматривал все, но никому и в голову не пришло, что Авада настолько бесчеловечна, что в последние предрождественские вечера будет задерживать работников.

*Reducto – взрывает цель.
*Silencio - заклинание немоты.

Отредактировано Theodore Nott (2012-01-11 15:23:05)

Ксавье выругался про себя, когда понял, что промахнулся с клеткой. Женский голос произнес заклинание опасно близко - и аврор едва успел его отразить, порой это действительно сложно, ведь надо успеть понять, в тебя целились или нет... Секунды, доли секунд - и в комнате уже тихо. Рон бросился за ними следом, судя по звукам, просто взорвав ко всем чертям дверь. А вот щепки, доски и прочая шелуха, слушаясь одного из последних заклинаний нападавших, взвились в воздух, принявшись атаковать Ксавье.
Смешное, детское заклинание, но чертовски неприятное и мешающее.
Несколько особенно шустрых щепок попытались впиться в лицо аврора, но им удалось только оставить несколько царапин. Очки треснули и с жалобным стуком встретились с полом, оставив Ксавье словно незащищенным - он всегда был очень привязан к ним, ведь они могли спрятать его глаза от окружающего мира. И окружающий мир от его незрячих глаз.
Но времени ра раздумия и философствование как-то не слишком много. Бросив два Reducto в воздух, чтобы разогнать эту толпу взбесившихся вещей, Локвуд рванул следом за начальством, не в силах бездействовать. Замерев за пару мгновений, чтобы прислушаться, он побежал в сторону шума. Десять шагов, двадцать... Здесь поворот. И правда - именно из этого коридора отчетливо было слышно крики борьбы.
И как же становилось жутко от понимания того, что это - просто пустое министрество. И насколько же было легче от мысли, что оно действительно пустое. Потому что в противном случае без невинных жертв точно бы не обошлось.
Тяжело дыша, аврор ускорился, все-таки догоняя Рональда, но не бросая ни одного заклинания болье - мало ли, не хотелось бы попасть в Уизли, а василиск знает, как они расположатся в коридоре в следующую минуту.
исходя из всего этого, Локвуд сделал логичный вывод, что сейчас ему лучше быть щитом со всеми своими протего и прочим, чем мешать тому, кто может видеть противника.

Грохот за спиной как сигнал к тому, что надо ускориться. Зачем распечатывать дверь, если ее можно взорвать. Зачем проводить долгие разбирательства, если разом можно осудить всех. У нынешней власти ко всему один подход.
Хоть бы успеть. Хоть бы успеть.
Все могло быть по-другому. Все должно было быть по-другому. К власти не должны были придти такие как Рон, как Авада. Надо же, вы бежите от того, о ком ты в школе позволяла себе думать, как о «не очень одаренном», «ничем не примечательном». И это еще ты выражалась мягче всех. Теперь же остается молиться Салазару, надеясь, что он поможет.
Не поможет.
Бежать. Не оглядываясь. Просто вперед.
От этого дурацкого, позорного, отвратительного страха. Бежать, потому что сдают нервы. Бежать, потому что каждого из вас ждут дома.
Сильный удар, словно пощечина, и ты останавливаешься. Ты знаешь это заклинание. Дафна тогда была на четвертом курсе и только выучила это заклинание. В какой-то момент ей показалось веселым, оставлять надписи на хаффлпаффцах. Тебя иногда это веселило, все-таки фантазия у твоей сестры всегда работала отлично. Неприятные ощущения надо сказать.  От белого тумана слезятся глаза, и, кажется, будто ты плачешь. Чуть всхлипываешь и понимаешь, что правда плачешь, только не знаешь, от нервов ли или от воспоминаний о сестре, или от всего вместе. Трешь глаза, пытаясь понять, где Тео. Маркус где-то справа, ты его хотя бы слышишь, а Тео совсем нет.
Прижимаешься к стене и замираешь, когда Маркус рядом с тобой срывается и бросается на Рона. Отсюда надо бежать, а не устраивать драку, его же могут схватить.
- Стой! Прекрати! Хватит! – подбегаешь на звук к ним и, падая на колени, хватаешь его за плечи. Ты видела как-то и раньше его приступы гнева и ярости, и точно знала, что если его не остановить, он не успокоится, пока не убьет. И в другой ситуации это было бы вам на руку, ты была бы рада, но сейчас ты боялась появления еще авроров, к тому же непонятно чего ждать от Ксавье, который почему-то медлит.
- Остановись, слышишь меня? Не надо! – кричишь, хотя он сейчас не услышит даже самый громкий голос. Чистой воды безумие, которое может его погубить. Тебе стоило бы бояться, что он ударит сейчас случайно и тебя, но ты боишься больше за него. Ты вообще всегда за него боишься, также как и за Тео, и за Миллс, и за Дафну. Потому что Маркус – это старший брат, которого у тебя никогда не было. Ты слишком ему доверяешь, чтобы бояться таких глупостей.

Links, rechts, gradeaus -
Du kommst hier nicht mehr raus,
Links, rechts, gradeaus -
Du kommst hier nicht mehr raus.
©
Мощный удар корпусом сбивает с ног, и кто-то совсем нехрупкий ревет надо мной, словно раненный зверь. Ведь ни для кого не секрет, что животные агрессивнее всего становятся, когда загоняешь их в угол?
Это последняя здравая мысль.
Последняя отчужденно-объективная мысль, а потом мир превращается в калейдоскоп ярких пятен - красным мне заливает лицо, белым вспыхивают удары, черным подбирается полное отключние сознания от боли. Кто бы это ни был - он бьет точно и сильно, профессионально, оглушающе.
И каждый новый удар вколачивает мою голову в белый туман безумия, которое мне неминуемо грозит, если так будет продолжаться. Я не могу сопротивляться, я не могу даже дернуться под весом противника, и, как ни странно, только его голос удерживает меня в сознании, потому что я мучительно пытаюсь его узнать, всплывая над нестерпимой болью.
Самое унизительное - когда бьют по лицу.
На секунду, на долю секунды мне удается распахнуть глаза - и я вижу. Я вижу то, что в капюшоне, я не могу увидеть лица, для этого слишком мало света, но я вижу, я знаю, что на меня смотрят, что меня прожигают ненавидящим взглядом, я почти узнаю его, я...
Снова ударяюсь головой об пол, и становится как-то легко, какое-то мгновение, чтобы понять, что меня больше не бьют, а рука уже шарит по полу, вот она, палочка, хорошо, что не откатилась. В голове неуместно и глупо вспыхивают картины сражений - в министерстве, в школе, когда мы все были в шаге от смерти, когда мы становились пушечным мясом, одной большой чашкой фарша, ошметки которого теперь будут вечно блуждать призраками в тех местах, где они покинули наш мир. Нам было страшно, но мы не боялись. Я не боюсь и сейчас. И мне давно уже не страшно.
Как только палочка оказывается в руках, по губам перекатывается колючим шариком непростительное, желая сорваться, желая наказать, пусть не троих, но хотя бы одного, и шипы его ранят, я чувствую кровь, что неудивительно, должно быть, мое лицо - сплошное месиво после такого нападения. Но я не убью, не потому, что не хочу, а потому, что фрау сказала "живыми". Мне не встать, я рухну сразу, у меня есть только один шанс, и мне нужна доля секунды, чтобы это осознать. Они ведь считают меня выведенным из игры, не так ли?..
Одно резкое движение, рывок, чтобы сесть, и палочку - вперед, прямо на две фигуры передо мной. Их шансы отскочить почти равны нулю, но мне нужен только один, тот, кто меня бил, и голос хриплый, с надрывом, потому что даже говорить больно, но я кричу, сипло, и от моей ненависти вспышка заклинания кажется особенно яркой.
- Petrificus Totalus*!
Даже двоим не утащить такого слона, тем более, если один из них женского пола, судя по голосу. Чуть не завалившись назад, я удерживаюсь, хватаясь за стену и с трудом поднимаясь на ноги, опираясь спиной, пальцы до боли в костяшках сжимают палочку, и вряд ли сейчас что-то может посоперничать с напряжением в этом коридоре. Я уверен, что успею отскочить от любого заклинания, но не уверен, что смогу после такого движения ответить, потому что и без этого злосчастного тумана пол и потолок произвольно меняются местами.

*Petrificus Totalus – заклинание аналогично Locomoter Mortis, с той разницей, что жертва лишается способности шевелить телом

Маркус Флинт – соломинка.
Он исхудал за последнее время, а его иммунитет сильно подорвался. Водка медленно убивает его печень,  а простуды и крепкие сигареты – легкие. Он медленно гниет изнутри, хотя душка еще нет. Но стоит лишь чуть-чуть подождать, и он появится, обязательно.
Его черные волосы покрываются серыми нитями, а руки сильно дрожат. Мышечная масса медленно спадает, из-за чего ему приходится ходить по спортивным маггловским магазинам и часто отжиматься.
Он мало спит и почти не ест. Иссыхает.
В последнее время он сильно устает. В последнее время он часто срывается.
Видеть сальные взгляды, обращенные Персефоне – невыносимо. Чувствовать зависть, когда они идут под руку – невероятно приятно.  Но Маркус часто кричит. Кричит на кошек, кричит на Персефону. Кричит на Милли, кричит на Горбина.
Все терпят. Только кошки прячутся под ванну.
Маркус Флинт – соломинка.
Стоит только сильнее надавить, и он сломается. Потому что он устал бороться, он устал прогибаться под обстоятельства. Раньше он никогда этого не делал, но сейчас его вынуждают, заставляют, приказывают.
А он не может больше терпеть. Ведь он ненавидит, когда им командуют. Маркус привык быть лидером, и в каком бы состоянии он сейчас ни был – он должен вывести их отсюда.
Поэтому когда его подхватывают сильные руки, он вспоминает о том, что был капитаном не только квиддичной команды. Он берет себя в руки, он часто-часто дышит, пытаясь успокоится.
Маркус представляет, что война не кончалась. Она все еще продолжается, только вчерашние дети уже выросли. Они озлобились и показали острые клыки, черные когти. А он никогда не любил детей. Он их ненавидел.
Ненавидел эту возню, крики и плач. Терпеть не мог сюсюканья и прочую хуйню. Потому что дети – это не его. Ему еще рано, хотя ему уже двадцать шесть. Ему еще рано, хотя Персефоне уже двадцать один.
Он не отвоевался еще, ему нужно отомстить на годы вперед.
Пальцы скользят по щеке, приспуская ворот – пытаются нащупать буквы. Не получается, совсем не получается, но когда Маркус оборачивается, то видит щеку Нотта.
Убийца.
Так вот, кто они такие. Они безжалостные убийцы.
Астория никогда не смогла бы убить, потому что для Маркуса она навсегда останется его младшей сестричкой, которой никогда не было. И если ее обвинят в пытках или в чем-то более темном, то он не поверит. Он подумает все, что угодно, но не то, что это сделала Тори.
Ее подставили, заставили, она была под Империусом. Все, что угодно.
Это он, Маркус Флинт, убийца. Тогда, в конце девяностых, он убивал людей толпами. Всех, без разбору – женщин, детей, мужчин. Последние пять лет он убивал тех, на кого укажет пальцем Темный Лорд. А потом он умер. А Маркус жить хотел.
Все они жить хотят, а им не дают. Всем хорошо, а им должно быть плохо.
Он не понимает этой логики, это абсурд.
– Палочка, – хрипит он. – Потерял. Тори.
Ему кажется, что он разорвал горло, что он лишился голоса. Маркус заходится в приступе сухого кашля, раздирая гортань к чертям, и легкие разлетаются на тысячи прозрачных лоскутков – они липнут к сердцу, ребру, позвоночнику. Ему больно, невероятно больно. Но когда его взгляд цепляется за Ксавье, то сердце учащает свой стук в несколько раз.
Маркус озирается по сторонам, ищет глазами палочку, но, в итоге, отбирает палочку Теодора.
У него всегда были проблемы с защитными чарами, но он все же попробует.
– Бегите отсюда нахер! – Почти неразличимый хрип. – Protego*!
Чужая палочка в руках громко трещит, словно старая деревянная дверца. Она неохотно поддается, сначала и вовсе испускает невеселый сноп белесых искр. А потом из острия вырывается светло-голубой щит; Петрификус ударяется в него и отлетает в потолок, обрушив прямо перед Маркусом горку осколков.
Отдача от заклятья заставляет его пошатнуться. Но через мгновение он прицеливается прямо в Рональда, держащегося за стену.
– Bombardo Maxima*!
Он не знает, попадет ли. Но сейчас самое главное для него – бежать. Догнать своих и скрыться, неважно где, важно, что бы подальше отсюда.

__
Protego* - щит.
Bombardo Maxima* - взрывает цель, усиленное Bombardo.

Маркус хрипит тебе, что потерял свою палочку. Растяпа. Оттащив его на достаточно безопасное расстояние, ты отпустил тело и огляделся. Примерно в тот же момент, когда ты заметил Ксавье, он вырвал у тебя из руки палочки.
Негласное правило: никогда не ходи на дело с Маркусом.
Ты еле сдержался, чтобы не заорать его имя. Пришлось ограничиться поджатыми губами и насупленным взглядом. У Маркуса, как у девочки-подростка, выше всего стояли эмоции. Рядом с ним становилось опасно, посему ты, притворяясь тенью, проскользнул поближе к Астории.
Не думаю, что у кого-то хватит смелости остановить Маркуса сейчас.
Он еле слышно шепчет, чтобы вы бежали. Как же, уйти и оставить палочку ему? Среди ваших рядов Маркус стал последним, кому бы ты доверил палочку, а значит и свою безопасность.
В этот момент перед тобой разъяренное животное. Израненное, но борющееся до конца. Казалось, повернется он спиной, и ты увидишь голое кровоточащее мясо. Короче говоря, выглядел он неважно. Помочь ты ему не мог. В колдомедицине твои знания были примерно такие же как в травологии – отличишь, конечно, мандрагору от бешеного огурца, но дальше дело не идет.
Нужно все это дело поскорее сворачивать, здесь явно никакой возможности оказать ему первую помощь нет. А тащить его брыкающееся тело было равносильно борьбе с оборотнем – а оно кому надо?
Астория рыскала глаза в поисках чего-то. Ты догадался, что палочки Флинта. К сожалению, в тумане это не представлялось возможным, но пока ты думал над этой проблемой, она уже решила ее с помощью невербальной магии.
И она же вытащила порт-ключ. Ты устыдился: девушка спасает вас обоих, пока вы бесцельно шатаетесь в тумане! Хотя нет, Маркус еще надеется отыграться. Тебе остается только надеяться, что он не оставит твою палочку в чьем-нибудь бездыханном теле в качестве отличительного знака. К слову, его палочку Астория отдает тебе.
Вы бежите к Маркусу, ты хватаешь его за руку(попутно отнимая свою палочку), и она начинает счет.
-Раз, два, три!
Вспышка застелила глаза. В ноздри ударил запах леса, растений, свежести. Под ногами сухо трещали листья.

Шум, крики, суета, грохот камней... Тишина. Тишина паучьими лапами схватила Локвуда и сдавила в своих тисках, в своих смертоносных объятиях. Глухота для аврора равносильна смерти.
Ксавье стоял у стены, цепляясь за нее пальцами, водя из стороны в сторону, пытаясь уловить хоть что-нибудь. Он научился не чувствовать себя ущербным, но иногда сучка-жизнь с размаху впечатывала его мордой в стекло того факта, что он слеп, как мышь. И хорошо, если эьто стекло выдерживало, не ломалось, не впивалось острыми осколками.
Ксавье убедил себя, что он может жить нормальной жизнью, как все, хотя никак не вписывался в это понятие хотя бы тем, что жил ради мести. Исключительно ради той минуты, когда он найдет убийцу своей семьи и с величайшим, на грани ярчайшего оргазма, удовольствием пустит непростительное ему в грудь. Умом Локвуд понимал, что вряд ли уже кто-то признается. Более того, он подозревал, что этот "обычный рейд" просто не отпечатался в памяти убийц, ведь тогда вырезали всех поголовно. И тогда аврор думал, что он просто будет вытравлять всю дрянь из людей, столько, сколько ему хватит сил.
Тишина.
Наконец, послышался голос Рональда. Он с кем-то разговаривал. Разговаривает - значит, опасности нет, обычно Уизли не болтает во время сражений. Всё закончилось? Ксавье встряхнул головой.
- Я за леди Рихтер.
Конечно, ее надо в госпиталь, и немедленно. Локвуда почти не интересовало, кто попался им в руки, главное, что они живы, и хотя бы один, тот, к кому обращался Рон, у них в плену.
Тишиной, гулкой и сосущей тишиной отзывались коридоры, по пустым венам которых Локвуд возвращался в кабинет. В который раз мужчина даже чуть обрадовался своей развитой памяти, склоняясь над начальницей, точно запомнив, где он услышал звук падения ее тела. Проверив пульс, чтобы убедиться, что все в порядке, если это можно назвать порядком, Локвуд поднял женщину на руки.
В госпиталь.