Пенни устала.  Пенни жутко устала во всех смыслах этого слова. Пенни устала физически, Пенни устала морально. Пенни устала так, как только можно вообще устать.  У нее ноги ватные были, и голова шла кругом.  Пенни устала.  Подобрав под себя ноги, она сидела на потертом диванчике в так называемой «комнате отдыха» и судорожно, большими глотками снова пила кофе. Когда-нибудь этот чертов напиток ее попросту убьет. А пока он помогал ей хоть как-то держаться.
- Опять кофе? Ты когда-нибудь будешь пооригинальней, Хантингтон? –  с шумом сложив больничные карточки на стол выдохнул молодой человек. Кажется, его звали Джон. Или Джеймс. А может и вовсе Джошуа. Девушка не помнила.  Она только слабо улыбнулась в ответ, и снова приложилась к бокалу с живительным напитком. 
- У тебя есть два часа до дежурства в северном крыле. Можешь поспать, так и быть. Я гляну за твоими больными.
- Мистер Олман не любит запивать порошки водой, поэтому я всегда даю ему травяной настой, и миссис Ингрид…
- Как-нибудь сам разберусь – раздраженно прерывает ее  таинственный благородный молодой человек и стремительным шагом направляется к двери.
- Эй… спасибо тебе. – Пенелопа благодарно улыбается, подкладывает под голову жесткую диванную подушку и засыпает почти мгновенно.
     Пенни уже давно не снятся сны. С тех самых пор, как больные стали наползать на больницу бешеными волнами цунами. То есть почти с того самого момента, как она сюда пришла. У девушки просто не оставалось сил на какие-то там сны. Хотя, частенько ей снились кошмары, и по ночам она просыпалась от собственного крика  и с бешено колотящимся сердцем. Но обычно девушка просто проваливалась в какую-то глубокую черную-черную  пропасть и все. И никаких снов. И такое ощущение, что она и не спала вообще. Просто закрыла глаза и тут же открыла, а за окном уже утро.
-  Хэй, Хантингтон, рота подъем. – кто-то трясет ее за плечо. А, это тот самый Джон-Джеймс. – Твое дежурство начинается через полчаса, просыпайся. И у тебя самые отвратные пациенты.
    Рыжая лениво открывает сначала правый глаз, потом левый.  Над ее лицом в загадочном полумраке нависло лицо юного целителя. Обстановка могла бы называться интимной, если бы она хотя бы помнила его имя. И да, если бы на ее месте была бы какая-нибудь Джейн,  а не Пенни Хантингтон.
- А? Да… спасибо. И ты, наверное, уже можешь отпустить мое плечо, ага.  – Девушка ловко выворачивается из рук Джеймса-Джона, разглаживает халат, подхватывает растрепанные волосы резинкой в хвост, пару раз брызгает холодной водой из раковины на лицо и пара завершающих глубоких вдохов и выдохов. Ну, здравствуй ночное дежурство.  Кажется, вместе с ней должна  дежурить еще одна девушка. Но Пенс точно не помнила.
    Засунув руки в карманы, девушка задумчиво шла по коридорам засыпающей больницы.  Персонала все меньше и меньше, больные уже все в своих пижамах и ночных колпаках. Пенни любила вечера в больнице. Эта небольшая суматоха, и постепенное затихание, затухание. Во всех палатах гасится свет,  в коридорах он становится максимально тусклым. И так тихо-тихо… Есть в этом что-то свое вот.
- Эй, мистер, вы что тут забыли? – Пенни спешит к мальчику, который с самым растерянным видом стоял посреди коридора. – Ты заблудился? Куда тебе нужно?
    Хантингтон наклонилась над ребенком и начала объяснять, что ему нужно только пройти вот до того поворота, а потом до самого конца прямо, она уже почти все растолковала, когда буквально в трех сантиметрах от нее затормозила темноволосая девушка. Миллисент. Кажется, так ее зовут. И какая-то там непроизносимая фамилия.
«Ага, значит, это с ней мне придется сегодня всю ночь куковать? Ну что ж, все не так плохо…»
     Миллисент нервно постукивала каблуком, пока Пенелопа разговаривала с мальчиком,  потом бросила ему сухое пожелание спокойной ночи, и тут же схватила Хантингтон за руку, потащив в сторону северного крыла. Перед этим она сказала что-то глубоко ехидное, но Пенни не слышала. Пенни была в шоке от такой наглости.
    Ну вот и Северное крыло с его полумраком в коридорах.
- Сегодня у всех просто какая-то мания меня потрогать, наверное – проворчала Хани, - Уже можно отпустить мою руку, я никуда не убегу, не бойтесь… - взгляд судорожно скользит по значку на халате напарницы, но в силу плохого освещения, и еще куда более плохого зрения Пенелопа так и на разбирает фамилию девушки. – В общем, я не знаю Вашу фамилию, простите. Вас, кажется, Миллисент зовут, да? Я Пенелопа, Пенни. Как удобней. И все-таки позвольте мою руку… - отцепив другой рукой цепкие пальцы темноволосой от своего запястья, Пенни тут же принимается его разминать. Железная хватка у этой мадам, однако… Как бы синяки не появились.  – Ну, и с чего мы начнем?

Отредактировано Penelope Huntington (2012-01-08 15:55:19)

    «Милли… Милли» несколько раз повторила про себя Пенни и в конце концов пришла к выводу что «Милли» - это мило, и очень даже ей нравится. А вот «Миллс» как-то суховато-жестковато. И, наверное, подходит новой знакомой куда больше. Но все «Милли» куда приятней. Пенелопа будет звать ее Милли. И, кто знает, может она окажется не такой уж колючкой, как на первый взгляд.
     Милли берет инициативу в свои руки и производит разделение обязанностей. Пенни не особенно то и сопротивляется, она не привыкла солировать, и поэтому решительность и лидерские замашки девушки ей очень даже по духу. Она легко кивает, берет пергамент для записей и отправляется по правой стороне.  Делая пометки на пергаменте, Хани украдкой следит за своей так называемой напарницей. В ней что-то есть. Что-то царственное. Что-то такое… утонченное. Она держит спину идеально прямо, собранные волосы открывают изящную белую шею. А еще Пенни замечает руки. Пальцы. Длинные, изысканно-бледные. На таких пальцах должны сверкать изумруды. Но никак не пятная от чернил. Миллисент вполне могла быть аристократкой. Наверное, она и была. Сейчас, как известно, аристократы не в почете.
    Вдоволь налюбовавшись на темноволосую Пенелопа возвращается к работе. Записи в карточках одна хуже другой. А ведь это крыло относится к отделению с более-менее легкими заболеваниями.   Похоже, сегодня у нас преобладает «менее» . Юная целительница осторожно заглядывает в палаты.  В облаке ароматов лекарственных зелий мирно посапывают пациенты. Кто-то ворочается. Кто-то отбрасывает одеяло в сторону, а потом судорожно его ищет. Пока все тихо. А в маггловских больницах к пациентам присоединяют тысячи трубок. А еще часто рядом пищит какой-то приборчик. Пенни ненавидит этот писк. Он всегда какой-то… обреченный.
   Хантингтон поправляет парочку одеял, возвращает карточки на полочку около двери и идет дальше. Одна палата, вторая, третья… Когда Пенелопа оборачивается, то не обнаруживает и противоположной стены Милли.  Темноволосая целительница застыла в начале крыла, обхваченная руками маленького мальчика, и кажется, периодически забывала дышать. А еще у нее был до ужаса беспомощный вид.
«Боги мои, ну чего же все так боятся детей?! Будто они съедят тебя» 
    Пенни, она как Чип и Дейл. Всегда спешит на помощь. Вот и сейчас быстрым шагом направилась она к растерянной Миллисент, и наверняка, не менее растерянному ребенку. 
- Эй, маленький, ты чего не спишь? – девушка опускается на корточки и откладывает пергамент с записями в сторону, на пол. – Что с тобой случилось? И, я думаю, тебе нужно отпустить доктора, она немножко не может дышать от твоих сильных объятий… Ну же. Как тебя зовут? Давай, посмотри на меня… - не переставая говорить Пенни аккуратно высвобождает Милли из цепких рук мальчонки, и забирает его в свои объятья. – Ну, что такое? Ты чего-то испугался?
- Где мой папа? Я не вижу папу! Там спит злой старик. И совсем нет папы. Где мой папа?
    Пенелопа обреченно вздохнула. Ну, вот. Опять.  Детей привозят, сидят, пока те не заснут и уходят, ничего не сказав. А потом дети просыпаются и не могу найти родителей. Это как-то жестоко, по мнению Пенни. И завтра утром она скажет отцу этого мальчика все, что она о нем думает.  Иногда Пенелопа Хантингтон умеет ругаться.
- Я не думаю, что это  старый господин злобный волшебник, милый. Он просто больной дедушка. У тебя же есть дедушка? Этот господин с усами наверняка тоже чей-то дедушка. Тебе бы понравилось, если бы твоего любимого дедушку называли злым? – с мальчиком на руках Пенни поднялась и легким толчком бедра открыла дверь в палату. – А папа обязательно скоро придет. Он, наверное, просто проголодался и сейчас сидит в буфете, жует какую-нибудь булку. И рассказывает поварам, какой у него замечательный сынишка… ух ты, смотри какой у тебя дракон! Почти как настоящий.  И ты его бросил здесь совсем одного? Тебе не стыдно, нет? – Пенелопа не дает мальчику даже слова вставить. Она аккуратно укладывает его на кровать, вручает дракона, лежащего на тумбочке, и накрывает одеялом.  - А теперь спи, утром папа обязательно будет рядом с тобой…  Pyrisimo*
    Девушка аккуратно затворяет за собой дверь в палату. Миллисент стоит все на том же месте и смотрит куда-то в пустоту.
- В этот раз здесь слишком много детей, - тихо говорит Пенни, подбирая бумаги с пола. – Пошли дальше?

*Усыпляющее заклинание.  Перестает действовать с рассветом.