Среди коротких заметок, списка покупок и назначенных встреч несколько безымянных карточек.



28.07.1999
В такие моменты начинаешь верить, что счастье существует. Живет где-то рядом по соседству, смеется заливисто и определенно по утрам капризничает, отказываясь есть овсянку. Лето давно вступило в свои права, и в воздухе висела удушливая жара, пушистыми подушками облака лениво тащились по небу, солнце жарило в зените и даже птицы пели чище, задорнее, звонче, стараясь перебить веселый стрекот кузнечиков среди трав.  Если открыть окно поутру, то всего через пару часов на кухне будет царить аромат луговых цветов, послышится жужжание трудолюбивых пчел, а под самым окном, где расположились клумбы, можно уловить ворчание садового дома. Влажный запах свежей выпечки и сладкие нотки травяного чая тянулись до самой столовой, на кухонном столе стоит, остывая, вишневый пирог к десерту и стопка тарелок из сервиза; в доме МакЛагенов гости. Утро проходило за неспешной беседой, оконные створки открыты настежь и по столовой гуляет шаловливый летний ветерок, касается белоснежного передника хозяйки дома и запястий, пока волшебница раскладывает десерт по тарелкам, угощает гостей. Светловолосая и улыбчивая Дана, легко откинув салфетку, подхватывает тарелки, чтобы помочь в нелегком деле, и Пэнс в очередной раз гостья кажется удивительно легкой, пленительной в своем счастье и совершено невозмутимой. Мартин в противовес своей жене более приземист и практичен, но не может сдержать улыбки, глядя на жену и её бурное воображение, что уже диктует новую историю, новую тему для разговора – Паркинсон остается только с улыбкой слушать, улыбаться, смеяться весело, уточняя детали уморительных историй. За столом сидят только четверо, перекидываясь полушутливыми фразами в легкой беседе, но тарелок на столе шесть и в одной из чашек остывает так и не испробованный чай. С дикими криками индейцев в столовую влетает семилетняя малышка, волшебница как две капли похожая на отца, но перенявшая живой ум матери, её цель, конечно, же портьеры, в которых можно спрятаться от мифического преследователя, диван, на котором можно попрыгать, что угодно, только не стол, где взрослые ведут светские разговоры. Следом за малышкой влетает и Том, чьему непосредственному поведению уже никто не удивляется, раскрасневшийся от бега, запыхавшийся гоняться по всем этажам за неуемным ребенком, оборотень корчил гримасы, старался показаться страшным, но вызывал только бурю аплодисментов и комментариев со стороны «зрителей», Сиерра хохоча из-за дивана, выдавала свое местоположение с потрохами. Вот уже две недели, как небольшое семейство гостило у МакЛагенов, и если Кормак первое время чурался общества, скрываясь на работе допоздна, то Паркинсон быстро прониклась еще одним ребенком в их доме. Бешенный дует Сиерра - Томас устраивали дворцовые перевороты, спасали принцесс из лап драконов, покоряли вершины самых неприступных гор, и все это за пару часов не слезая с дивана; подвижная фантазия и природное обаяние обоих делали дуэт просто неуязвимым для плохого настроения. Шальные улыбки и идеи, сознательность маленького ребенка и детская непосредственность в обоих – Пэнс с улыбкой наблюдала за очередной затеваемой шалостью, ловила на колдограф моменты неподдельного счастья, и, заметив на себе лукавый взгляд этих двоих, старалась спастись бегством – попалась! Заваливаться в общую кучу мола и просить, даже требовать, сквозь смех отпустить её, Сиерра только предлагала связать добычу, как Томас уже тащил неизвестно откуда взявшуюся веревку. Но загоревшись новой идеей, девочка уже тараторила, рассказывая поспешно своему коренастому другу об идеи воспитать «дикарку» по своим правилам и сделать охотницу, которая будет таскать им дичь. Персефона, отдуваясь от темных прядей, попавших на лицо, уткнувшись в диванную подушку, смеялась и ойкала, - юная волшебница уже что-то лепетала о лошадях и поездках верхом, от чего, подражая, прыгала на Паркинсон.

Вечерние сумерки опускались на сад, среди темных пятен деревьев заблестели светлячки, перемещаясь и смешиваясь, напоминали небольшую вселенную, далекую копию с небосклона, серп зреющей луны неспешно поднимался над лесом, Пэнс считала оставшиеся дни, часы. Где-то в глубине сердца таилось необъяснимое волнение, словно заранее, чтобы потом не испугаться, не растеряться в самый ответственный момент. Поступь Томаса хоть и по-звериному мягка, не задеть угол стола он просто не мог, тихо, но смачно выругавшись. Крутя в руках яблоко неловко, оборотень глянул мимолетно в быстро темнеющее небо, отмечая для себя фазу луны и прекрасно понимая, какие мысли сейчас засели в голове немой собеседницы – эти мысли буквально осязаемо витали в доме последнее время, сомневался каждый.

- Сиерра заснула, - Не смотря на свое порой детское поведение, Том бывает сознательным и взрослым, устраивая, конечно, после этого какую-нибудь совершенно дикую пакость, но пока Персефона кивает на известие, отрывается от созерцания вечера, плавно уступающего ночи, и оборачивается. Нужно было заняться делами насущими, например, накормить Томаса, чей аппетит все больше и больше удивлял. Очередной поздний ужин и темы для разговора варьируются от банальных книг до мироустройства, политического строя – за такие разговоры можно было легко заслужить поцелуй дементора, как за порицание действующей власти, мыслей о мятеже, преступной деятельности. Лишь фамилия мужа спасала от неминуемой гибели, и теперь уже игра становилась не такой единоличной. Теперь были Кормак, чья судьба была плотно повязана с её собственной, Том, уже сокрытие которого являлось делом подсудным, или молодая семья, чью дочь чуть не растерзали оборотни. Пэнс задумчиво пересчитывала остатки Аконитового зелья – должно хватить, но все же в голове волшебницы откладывается мысль поторопить ленивого поставщика.

6.08.1999
Тишина и прохлада вечера окутывает, туманит разум, но не успокаивает, цветочное благоухание распространяется на много миль вокруг и, если оглянуться, нельзя найти даже единого огонька цивилизации, особняк МакЛагенов затерялся среди полей, окруженный почти сказочным садом. Было в этом что-то волнующее, пугающее, и, ведя палочкой в воздухе, Пэнс старалась не смотреть в сгустившуюся по углам сада темноту, во мрак, залегший между деревьев в прилежащем лесу, втягивая влажный воздух судорожно; весь день лил дождь и на траве все еще влага, воздух так кристально чист. Очерчивая невидимые границы защитным заклинанием, волшебница творила клетку, ведя палочкой ровно, уверенно, шепча вслух непростые формулы, проверяя собственные способности, в кармане мантии для верности лежит пергамент, исписанный ровным девичьим почерком. Этой ночью Кормак взял себе лишнюю смену, Томас уже был далеко в лесу, чтобы не напугать юную волшебницу своим запахом, но волнуясь не меньше её, вместе с притихшими родителями уже сидел Карсон. Как всегда подтянутый, молчаливый, сдержанный, Паркинсон лишь коротко кивнула в знак приветствия, в руках волшебница крутила склянку с зельем, до восхода полной луны оставалось не больше часа. Сиерра, вносившая в жизнь столько радости, теперь казалась подавленной, смотрела затравленно на мир и страшилась того, что будет, того, что может быть, принимая из рук Пэнс склянку. На трансформацию даже смотреть было больно, и магичка сдержанно отводила взгляд в сторону, не смея заткнуть уши, остервенело вслушиваясь в каждый сдавленный всхлип малышки, в каждый нелепо вывихнутый сустав, в каждый неестественный хруст костей, складывая руки на груди. И как бы справилась она, узнай однажды, что её собственный ребенок страдает от ликонтропии? Стоны сошли на нет, видимо, девочка сорвала голос, крича от боли, и лишь отзвуки возни, хриплого дыхания доносятся из сада, остается только ждать. Безвольное, изогнутое под неестественным углом, покрывшееся жесткой черной шерстью, тело не волка, еще волчонка, валялось в мокрой траве, и лишь по вздрагивающей груди можно было догадаться о наличие жизни. Первое превращение Сиерры было не таким радужным, не таким спокойным: сознание зверя нахлынуло совершенно внезапно, подавив все человеческое, и родители вряд ли осмелятся рассказать дочери о троих убитых магглах. Вглядываясь в полумраке в животные черты лица, Пэнс не могла разглядеть в глазах разумность, травила трезвость мысли надеждой и неотрывно следила за поднимающейся на лапы молодой волчицей, еще с неверными пропорциями тела, но уже с рядом острых клыков, с мощными лапами и диким желанием жить. Хруст кости и животное пригибается, скулит, ему вторит Дана, утыкаясь в плечо мужа, не имея сил смотреть на все это – Паркинсон устало отмечает, что без них было бы легче, но совсем нет времени ждать до следующего полнолуния, каждый день был на счету, и родителям придется как-то справляться с болезнью дочери в одиночку. Где-то неподалеку шорохом в ночи взлетает стая потревоженных птиц, чуткое обаяние зверя дало о себе знать, и Пэнс невольно напряглась, касаясь рукоятки волшебной палочки, молясь, чтобы её опасения не оправдались. Влажно ведя носом по воздуху, зверь начал переминаться с ноги на ногу, тревожиться, и, в конце концов, с тихим рыком пятиться от волшебников, не доверяя, - магичка считает метры и старается судорожно сообразить, что же будет, кидает взгляд на Карсона, тот тоже в курсе, что до барьера оставались считанные метры. Зверь не доверяет людям, и люди в свою очередь боятся зверя, глухой толчок и животное пускается в пляс, разбегаясь, натыкаясь на стенки не такого и большого, как теперь казалось, барьера, скуля, рыча,  и врезаясь все сильнее и сильнее, с разбега. Слезы Даны потонули незамеченными в какофонии звуков, и Пэнс еще долго будет корить себя за невнимательность, за то, что не заметила смятения на лице девушки и отошла к Даррену, чтобы посоветоваться о сложившейся ситуации, они предполагали такой вариант развития событий и это было ещё не самое худшее. Всего лишь пять шагов отделяли Дану от барьера, всего лишь несколько мгновений и пара взглядов потребовалось, чтобы женщина, оттолкнувшись, бросилась к дочери – действие зелья на ещё маленьких, почти не сформировавшихся детей, было не стабильным и непредсказуемым. То ли страх, то ли сломанная с непривычки лапа тому виной, Сиерра тонула в сознание зверя и не узнавала материнских рук, не узнавала дрогнувшего от боли родного голоса, чуяла, но не узнавала запах парфюма матери.

Как во сне мелькали кадры, Мартин кинулся следом, хватая волка за грудину, стараясь оттащить от уже бездыханного тела жены, скользя окровавленными руками по жесткой шерсти. Рвано махнув палочкой, снять барьер и кинуться на помощь, Карс опередил, накидывая удавку на шею животного, оттаскивая в сторону. Влажная от росы трава покрылась багряными разводами, утопая в крови Даны, чьи светлые глаза уже остекленело смотрели в звездное небо, мужчина потерянно касался плеч возлюбленной, тонкой руки, не веря, что это у неё полбока вспороты острыми клыками, не попадая зубом на зуб и как-то совершено нелепо стараясь ладонью перекрыть туго бьющую из раны жены кровь. Тишина закладывала ватой уши, потрясение и растерзанное тело остались у мужчины на руках, мгновения тонули в вечности, в багряного цвета воде, земле. Но как бы ни было мужчине больно, взгляд Пэнс был направлен на Даррена, в чьей власти сейчас находился оборотень, чья жизнь больше подвергалась опасности. Воспользоваться успокаивающим заклинанием, но не уверенная, что все получится верно в сознание животного, Паркинсон опустилась на колени рядом. Почему их не готовили к такому в школе? Потянуть ладонь медленно к морде животного, надеясь разглядеть во взгляде узких зрачков желание откусить руку раньше, чем это случится в реальности. Перед внутренним взором еще не успел отпечататься образ бездыханной Даны, перед магичкой была испуганная девочка и её сломанная рука. Отчаянные поступки не свершаются в порыве благородства, в сознание пустота и только кровь отчаянно стучит в висках, в воздухе запах смерти и страха, сердце выдает бешенную кадриль, но пути назад нет. Грудное рычание и искривленный изгиб верхней губы, взгляд опасливо мерит расстояние от руки до клыков и обратно, на Карса, веря и зная, что волшебник придушит девчонку-оборотня прежде, чем пасть сомкнется на её руке, шеи, и до рассвета ещё так далеко. Натянутые до предела нервы и тишина ночного сада, рычание сходит на нет, усыпляет бдительность медлительность каждого действия, и Паркинсон позволяет себе сдвинуть ладонь на каких-то несколько сантиметров ближе к морде волчицы. Где-то под звериной шкурой прячется ребенок, которому страшно, который напуган до смерти и так хочет домой, обратно, чтобы это, наконец, прекратилось, чтобы больше никогда не повторялось, который не знает о своей виновности в трех, нет, теперь в четырех смертях. В последнее время Магический Лондон превратился в одно большое кровавое поле боя, где нет победителей, одни только страдающие проигравшие и каждый занимается самобичеванием, верит в исключительность своих потерь. Ладонь коснулась жесткой шерсти на загривке, проходясь тихо пальцами, чтобы успокоить, вселить уверенность, покой и помочь выкарабкаться из темноты. Удавка почти ощутимо опадает на волчьей шеи, но животное не двигалось, юный организм изморенный трансформацией, сломанной лапой и короткой стычкой, просто не готов был к новым подвигам, хотя Карс следит неотрывно, вглядывается настороженно, не уступая в дикости. Адские гончие Министерства давно рыскают в наших домах, в наших мыслях, роются в вещах и мусоре, чтобы найти слабость, найти единственную зацепку, намек на неверность и придушить в зародыше «бунт». И как прекрасны были те лозунги, что горели в Пророке на главных страницах, как рьяно боролись бравые Авроры против бунтующей оппозиции, потопив мирное население в крови, забывая об общем благе, преследую мифические цели.

- Зачем тебе все это? – Со временем Даррен привык открыто задавать вопросы, помогая накрывать ужин, мужчина кинул внимательный взгляд на собеседницу. В их жизни было много тяжелых разговоров, которые заканчивались ничем, но всегда привносили в жизнь каждого что-то нового. Пэнс не верила в непоколебимость собственного виденья, но пока никто её еще не сумел убедить в неверности её взгляда.

- Ты о моей жизни или про ужин? – Паркинсон откликается глухой усмешкой, доставая бокалы под вино и расставляя недостающими элементами по столу, но прекрасно понимает, о чем говорит аврор. Школьные годы казались теперь беспечными, утонувшие в бахвальстве и вере, что у них все получится, что они короли мира, на самом же деле, трон давно уже прогнил. Может быть, в Пэнс неестественно развивалось чувство анонимной ответственности, но бывшая слизеринка предпочитала слова величия. Корона никому не достается просто так, венец венчает только победителей, удел страдающих – страдать. Ни кровь, ни чужая молва не сделает из тебя короля, только поступки покажут истинную породу, умение выстоять тогда, когда все сломались, промолчать в гнусном споре и поверить тогда, когда уже никто не верит. Окидывая взором страну, Пэнс переживала горе, как свое собственное, не верила, что в её доме смеют устраивать распри и кидаться друг в друга нелепыми обвинениями. Разве Слизерин не выпускает великих волшебников? – А кто, если не я? – Миссис МакЛаген с улыбкой отвечает вопросом на вопрос; сложно рассказать собственное виденье мира за пару минут на пальцах, ей потребовалась целых двадцать лет, чтобы прийти к этому.

Так и сидеть вчетвером в саду до рассвета, смотреть на зарождающиеся утро и верить, что все можно изменить, что не все потеряно, Магическая Британия еще забрезжит своим былым величием. Светлое небо и одинокая луна сходит с небосвода, из пасти вырывается кровавый кашель, хрип – вестник предстоящей обратно трансформации; тело стоит убрать до того, как девочка окажется в сознание, но на этот случай у Пэнс припасена рядом палочка, стоит только произнести усыпляющее заклинание. Руки, ноги, шерсть сходит болезненно кусками и анатомия рывками перестраивается на человеческую, напоминая о сломанной руке-лапе, отдаваясь болезненно, Пэнс боится выдохнуть, следя за этапа вынужденной трансформации и по-детски радуется проступающим человеческим чертам.

Кровь въелась в руки, пропитала пальцы, ладони, запястья, и почти не сходит, как бы отчаянно Персефона ни терла руки под водой, уставший взгляд в зеркало, замечая разводы на лице, шеи, какие-то грязные подтеки по плечам; ночь выдалась не шуточной и на руках у них труп. Еще пару лет назад, Пэнси никогда бы не поверила в такое будущее, никогда бы не подумала, что будет вычищать из-под ногтей смесь грязи и крови. Карс ходит тихо, но скрип двери его выдает, появляется в отражение зеркала, кивает в немом вопросе, получая такой же не громкий ответ – кивок, все в порядке, хотя видеть смерть девушке еще не приходилось. Жизнь приобретала оттенки безумства. Что же за игру она такую заварила? Зачем? Почему не может жить посредственно-серо, внимания собственным расстроенным чувствам, отыскивая в себе самую гнилую черту и убиваясь за бутылкой виски? Почему не могла остановиться, почему шла вперед, хотя уже сейчас видела черту, конец собственного пути? И как долго Министерство будет в неведенье её действий, как долго сможет оставаться в тени? Холодной водой по лицу, чтобы смыть усталость, сомнения; иногда надо принимать жесткие решения для общего блага, иногда нужно идти вперед только потому, что только ты знаешь, что нужно делать. Люди вокруг слепли, теряли привычные ориентиры, кружились, подобно садовым гномам, чтобы вылететь на обочину и больше никогда не найти дороги домой. Пэнси знала, что рано или поздно её история закончится в нелепом поражение, что грехи во многом перевесят добродетели, а истинными борцами назовут всех тех, кто не жалеет сил кричит о неверности новой власти. Смешно, разве проблема была во власти? Какая разница кто сидит в министерском кресле? Покачать головой коротко, отгоняя мысли. Сейчас нужно было вернуться и довести все до конца, где-то в холле хлопает дверь – вернулся Том, которому ночи в полнолуние даются легче, чем Сиерре, и стоит, наверное, отправить оборотня погостить к маленькой подружке, чтобы помог освоиться – мысли уже бегут привычно деловито, пока волшебница промакивает белоснежным полотенцем  лицо. Даже после пяти минут остервенелого оттирания рук, на махровой ткани остаются кровавые следы.

- Под Скабаро есть небольшая магическая деревушка, рядом Национальный парк Север Йорк Мурс, скорее всего кто-то из оборотней постарался там затаиться и теперь решил набирать рекрутов, - Пэнси гулко отозвалась после недолгого молчания, делая глоток обжигающего кофе, и хотя ночь для всех была сложной, некоторые вопросы оставались вопроса. Например, кто же напал на девочку почту два месяца назад и, главное, зачем?

- Неплохое место, чтобы спрятаться. Это похоже на почерк Сивого, но точно не он, слишком тихо и неумело, - Том пьёт чай, после «веселых» ночей зверь в нем особенно чуток и кроме успокаивающих норов настоек пить парень ничего не может. Чешет в затылке как-то неловко, но совершенно непосредственно.

- Нужно будет узнать, кто там прячется, - Взгляд уже на Карса, с которым и предстоит прогулка на север страны. Паркинсон еще прикидывает, как лучше обезопасить жителей окрестных деревень, там, где есть одна жертва, будут и еще, но в следующий раз детям вряд ли повезет, либо затерзают до смерти, либо заберут из семьи. Много мелочей останавливают Пэнс от открытой игры, от открытого визита в деревни с помощь – кто-то из жителей может быть на стороне залегших на дно оборотней, после битвы при Хогвартсе, многие бежали, стараясь спастись, всплывая теперь неожиданными преступлениями то там, то здесь.

Отредактировано Pansy McLaggen (2013-05-19 08:25:40)