Я всю ночь не спала. Я всю ночь рассказывала этому городу сказки в открытое окно, но город все никак не хотел засыпать. Может, просто не смог заснуть, я не знаю. Но до самого утра горели огни, бродили люди и лаяли собаки. А я свято верю, что города живые и дышат, морщатся от тонн снега, что вот уже неделю высыпает на них небо, хотят, чтобы им пели колыбельные. А я верю, что они живые и добрые. Просто города понимают, что лучше притвориться мертвыми и не шевелиться. Жаль, что если притворюсь мертвой я, мне никто не поверит.
Люди здесь есть всегда. Они ходят здесь ранним утром, в полдень, вечером и даже ночью. Люди, которые приходят сюда, почти никогда не бывают трезвыми. Они напиваются и рассказывают незнакомцам про свои проблемы. А незнакомцы рассказывают им про свои. Иногда мне хочется выпить бутылку виски и присоединиться к ним. Но потом я слышу, как они рассказывают друг другу про жену-шлюху, низкую зарплату и непослушных детей. У всех здесь одинаковые проблемы. Все топят их в алкоголе. Они говорят: «Еще по одной и домой», но засиживаются еще часа на три. Они смотрят на меня, широко раскрыв глаза, и всегда задают одни и те же вопросы. Я пока не научилась быть незаметной тенью, но я над этим работаю.
Сегодня Патрик учит меня работе бармена. Он говорит:
Если бармен напивается до состояния, в котором он уже не может работать, заменять его приходится кому-нибудь из персонала. Тебе тоже когда-нибудь придется.
Когда я спрашиваю его, почему бы не нанять непьющего бармена, он долго хохочет. Смех у него громкий и заразительный, и через минуту вместе с ним смеется половина бара. Я думаю о том, что люди здесь похожи на стадо. Я неполноценна, но все чаще меня посещают мысли о том, что я лучше других. Умнее, выше в интеллектуальном плане. Когда такие мысли приходят ко мне в голову, я встаю перед зеркалом и снимаю вуаль. Я разглядываю себя – каждую черточку, каждый шрам. Я делаю это, чтобы вернуть мысли о своем уродстве и неполноценности. Том Реддл тоже считал себя выше других, и ничем хорошим это не закончилось. Странно, что сейчас меня волнует Реддл, но все-таки он виноват во всем этом дерьме.
Патрик учит меня дурить клиентов и делать простые коктейли. Я на виду всего зала – за барной стойкой – и мне не по себе. Здесь каждый видит меня, смотрит на меня, сверлит взглядом. Я знаю, что они думают. Я проверяю вуаль каждую секунду, я подтягиваю перчатки выше и выше. Я ощупываю лицо. Их глаза говорят: «Что это за уродина за барной стойкой?». Они усмехаются, а в зрачках пылает издевательский огонек. По их лицам я читаю: «И как только такие живут рядом с нами? Ее надо изолировать, изгнать, закрыть в каком-нибудь интернате». И по моему лицу текут слезы.  Они неслышно двигают губами: «Бедная, бедная девочка». И жалость бьет сильнее, чем оскорбления. И я беру стакан и швыряю его на пол.
Это все только в твоей голове, Лаванда, только в голове,- Патрик как всегда все понимает. – Давай лучше я расскажу тебе про постоянных клиентов. Вон тот седой дядечка – мистер Рэндом, он всегда пьет виски и живет в Йоркшире, но раз в неделю снимает у нас комнату, за ним нужно приглядывать.
Мне наплевать. Мне наплевать на мистера Рэндома, виски, эту чертову забегаловку и тебя, Патрик, - я бью еще один стакан и убегаю в свою комнату.
Я не могу смириться со своим положением, такие истерики стали для меня обыденными. Патрик все понимает, и не винит меня ни в чем. Лучше бы он орал на меня и лишал зарплаты, я бы перестала устраивать такие глупые истерики уже через несколько недель.
Я провожу в своей комнате остаток дня в своей комнате, придумывая сказки, которые ночью я буду рассказывать этому городу. Я не выхожу из комнаты, пока не понимаю, что все уже разошлись и «Дырявый котел» закрыт - постояльцы спят в своих комнатах. Я хожу ночью в пижаме и вуали - еще один призрак этого мрачного места.
Ночью я всегда хочу есть, ночью на меня нападает такой жор, что страшно подумать. Сегодня ночью я снова иду на кухню. Сегодня ночью я опят сожру половину содержимого в холодильнике, а утром буду хлопать ресничками, будто так и должно быть. И плевать, что глаз у меня не видно за вечной вуалью. И плевать, что теперь никто не купится на мои милые извинения. Какой-то стук отвлекает меня от мыслей о еде. Я уже думаю, что мне показалось, когда он повторяется. Такое ощущение, что кто-то бьется в дверь снаружи. Страшно, но надо проверить. Я достаю палочку, открываю замок и со всей сил пинаю дверь ногой, чтобы вору попало, если, конечно, там есть вор.
Кто-то стонет. Я злорадствую. На улице около двери валяется молодой человек. Симпатичный, в хорошей одежде. Я подхожу ближе и понимаю, что он пьян, он пьян в доску, пьян так, что не может стоять на ногах. Вероятно, на дверь нашего бара он пытался опереться. Вероятно, после моего героического вышибания двери ногой у него останется синяк под глазом.
Молодой человек, очнитесь, - я бью его по щекам, но в ответ получаю только невнятное мычание.
Лучшей идеей было бы оставить его здесь и пускай валяется в сугробе – впредь не будет употреблять столько виски. Но я зачем-то левитирую его в бар и усаживаю на стул.
И что мне с вами теперь делать?

Отредактировано Lavender Brown (2013-01-18 01:55:01)