последняя версия, 29 Дек 2012 18:44

Marlene Alison McKinnon | Марлен Элисон МакКиннон
сокращение из серии общепризнанных и общедоступных: Марли.
от друзей терпит и иные издевательства над своим именем/фамилией.

рождена 19 января 1960 года
18 лет

пол женский
гетеросексуальна

Гриффиндор, 7 курс

рост: 168
вес: 51
глаза серые
волосы темно-русые, длиной до пояса, слабо вьются.
телосложение хрупкое, но подтянутое.
отличительные особенности: худые запястья, изящные кисти, на острых коленках непроходящие синяки, пара шрамов на тех же многострадальных коленях, результат асфальтово-гравийной болезни и общения с битым стеклом, немного косолапит; правая ключица выпирает сильнее левой, а еще на ней красуется белесый шрам; родинки почти отсутствуют, зато на щеках каждые лето-весну бодрая россыпь темных веснушек, осенью и зимой россыпь бледная и почти не заметна.

происхождение: ни рыба ни мясо
лояльность: фанат огненной птички

близкие родственники:
Анна Маргарет МакКиннон (в девичестве Нейсмит), 41 лет, магглорожденая, Гриффиндор, 1955 год выпуска, ММ, Отдел регулирования магических популяций и контроля над ними – мама, восхитительная, терпеливая и отзывчивая женщина с потрясающей интуицией и способностью узнавать правду; единственный человек, с которым Марлен не спорит, не представляет как вообще возможно что-то противопоставить маминому взгляду или понимающей улыбке.
дедушка Уильям и бабушка Мэгги – милейшие магглы-шотландцы, который души не чают в дочери, её муже, внучке и очень терпеливо относятся ко всем «странностям».
Рейнард Фредерик МакКиннон, 44 лет, полукровен, Равенкло, 1952 год выпуска, больница Св. Мунго, целитель на 5-ом этаже, том, который Недуги от заклятий – папа, самый лучший на свете папа, несомненный авторитет в семье, уважаемый человек на работе, отличается умом и сообразительностью, и так же феноменальным упрямством; единственный человек, который может Марлен переспорить, но который, к слову, так же не спорит с женой, она женщина, она мудрее.
Джереми Уинфред МакКиннон, 36 лет, полукровен, Хаффлпафф, 1960 год выпуска, ММ, Отдел обеспечения магического правопорядка, хит-визард – обожаемый дядя, женат на маггле, растит очаровательно-безумных двойняшек Криса и Алекса, восемь лет карапузам отроду, и магии на данный момент в них нет ни капли, что никого в семье не печалит.
чистокровный дедушка Фредерик и полукровная бабушка Элисон ныне мертвы, потому что несчастный случай.
__________

Меня зовут Марлен, Марлен МакКиннон.
Или просто МакКиннон без Марлен, или Марлен, мать твою, МакКиннон, кому как больше нравится, Марли там, Марлс, Женщина-ты-охренела, Положи-метлу-на-место, Хватит-бить-меня-подушкой, Ты-не-девушка-ты-танк… Клянусь подтяжками Годрика, да-да, теми самыми, на которых вышиты танцующие львы, я не помню всех своих имен: мои друзья не жалуются на ограниченную фантазию, а я не жалуюсь на то, как меня называют, в большинстве случаев это вполне справедливо и заслуженно, хотя, конечно, тянет приврать и сказать «непраавдааа все это», надуться обиженно и уйти, думая о том, какая я хорошая, только вот ничего подобного. От мысли, что я могу на кого-то всерьез обидеться, хочется смеяться в голос, обижаться не умею совершенно, отпускаю обидчику все грехи секунд через тридцать, минуты две могу продержаться, пытаясь прожечь в нем дырку тяжелым взглядом, но не больше; обижаться - глупо, я считаю, долго злиться - тоже. От мысли, что я хорошая, хочется смеяться в голос и в истерике уползать куда-нибудь под стол/за кресло, потому что только там можно будет успокоиться и перевести дух; нет, я не воплощение вселенского зла, на такое звание не претендую, но и до матери Терезы мне далеко. Правы те, кто утверждает, что я танк, компактно укомплектованный в сто шестьдесят восемь сантиметров роста и прикрытый для вида улыбчивой, обманчиво милой оболочкой. Правы те, кто уже пытался со мной поспорить и успел обнаружить, что занятие это глупое и бесполезное, особенно, если доводы не дотягивают до отметки «убеждение с вероятностью  99,9%», что упрямства во мне хватит на трех гипогрифов, и еще на одного гипогрифенка останется, что позвонки у меня железные, и бесхребетной меня точно назвать нельзя, как и заставить делать то, что не хочется. Впрочем, про существование слова «надо» я помню, и переступаю через свои желания, и делаю то, что должна, только делаю это по своей собственной инициативе, делаю тогда, когда считаю нужным, когда откладывать дальше некуда, если речь идет о сочинениях по трасфигурации. Я умею наступать на своим желаниям на горло, и помню, что живу не только ради себя, у меня есть друзья, интересы которых я готова поставить выше своих собственных, потому что эти люди для меня значат невероятно много, важность их невозможно измерить ни с помощью весом, ни с помощью линейки, они просто самое ценное, что есть у меня, самое дорогое, я боюсь за них, переживаю, мне отчаянно хочется, что с ними все было хорошо, у них все было хорошо, и чтобы они оставались со мной, всегда, и я готова остаться с ними, чтобы ни случилось, я всегда буду рядом, я не могу допустить даже мысли о том, что когда-то откажусь от этих людей, что когда-то эти люди откажутся от меня. Предательство – самое страшное, что может случиться с человеком, будто то предательство других или предательств самого себя, разочарование и отчаяние – вторые в списке; это то, что способно выбить почву из-под ног, это то, что, наверное, может переломить мне хребет и заставить волю, кажущуюся непоколебимой, рухнуть как карточный домик; я боюсь упасть на дно, я боюсь упасть на дно одна, я могу верить во что-то, только пока мои близкие рядом, на них держится моя вера в пресловутое «все будет хорошо», вера в справедливость и светлые идеалы, мой мир держится на них, на них, а не на трех китах или четырех слонах и черепахе.
Мой мир состоит из людей, маггловской музыки, плакатов рок-групп, развешанных по стенам, листов пергамента, страниц учебников, медицинских справочников, из приключенческих романов, приключений, исполнения желаний, загадывания желаний, из разодранных джинсов, кедов, янтарных отблесков огневиски, веселья, шуток, из посещений Хогсмида, сладостей, бессмысленной болтовни с подругами, из громких голосов и громкого смеха, из драк на подушках, споров, соревнований «тебе слабо», посещения маггловских стадионов летом, из футбола и квиддича, правда последнего теперь куда меньше, чем было до прошлого года, до травмы на последнем матче сезона, до первой в жизни истерики.
Учебный год без квиддича заканчивается, Хогвартс заканчивается, а я, в детстве мечтавшая стать аврором, в школьные годы мечтавшая о профессиональной игре в квиддич, всерьез готовлюсь к Ж.А.Б.А., чтобы получить место стажера в лечебнице Святого Мунго, на этаже  ранений от живых существ, объединяя в себе профессии обоих родителей, которые, в общем-то, предоставили мне свободный выбор будущей профессии, и не давили, просто оказалось, что, сами того не желая, они влияют на меня сильнее, чем я могла предположить; про всей нелюбви к рамкам и ограничениям, при стремлении к независимости, неумении быть чьей-то целиком и полностью, при наличии сердца, вечно рвущегося на свободу, я привязана к родителям, к своей семье в принципе, искренне считаю её замечательной и объективно - дружной, я не представляю без них своей жизни, без бабушки с дедушкой, и без кузенов, без них я не была бы той, кем являюсь; не читай мне бабушка сказки в детстве перед сном, я вряд ли смогла бы сейчас во что-то верить, а дедушка познакомил меня с футболом, Крис и Алекс присоединились к нашим летним походам на матчи, когда подросли, я не знала бы о маггловском роке, если бы не дядя Джер, в свое время прочно сидевший на The Zombies; не стала бы чуть более терпеливой, если бы не оставалась с кузенами. Семья – поддержка и опора в той же степени, что и друзья, возможно, мне стоило бы говорить им об этом чаще, возможно, мне стоило чаще говорить им, что они мой мир, но я не склонна к яркому проявлению чувств и выражению их на словах, поступки значат гораздо больше. А то, что я несколько скрытная… ну да, скрытная, просто окружение четко делиться на друзей и приятелей, я с обоими в равной степени приветлива, одинаково шучу и веселюсь, пью огневиски и запускаю искрящиеся шутихи в темное небо над Астрономической башней, но с приятелями я остаюсь тем самым маленьким танком, которым меня считают: мои эмоции не заперты в глубинных душевных подземельях, но и напоказ не выставляются, моя душа не картинная галерея и самое важное я предпочитаю оставлять для себя и самых-самых близких; я не люблю показательных жестов, они кажутся мне фальшивыми, в них чего-то всегда оказывается «слишком», я не люблю длинных речей, все самое важное не требует многословности и пустого сотрясания воздуха красивыми фразами, все самое важное можно уложить в одну фразу, все самое важное нужно говорить прямо и без увиливаний, да и не самое важное тоже. Я не люблю ложь, и лгать не люблю, и не умею, а потому, если правду говорить нельзя ни в коем случае, предпочитаю отмалчиваться; с придумыванием пристойных оправданий и объяснений у меня совсем не складывается. Зато складывается с тем, что в итоге требует оправданий и объяснений, я найду приключения в любом месте и любого калибра, точно так же как найду алкоголь в любом месте и любого объема; и теперь все дружно решили, что МакКиннон –алкоголик, что в корне неверно, я не фанат вечеринок, после которых никто ничего не помнит, в воспоминаниях же самый сок! Какой смысл в веселье, если не можешь на утро вспомнить, из-за чего было так весело?   И раз уж речь о вечеринках, то я не люблю больших компаний, в них как будто теряется что-то очень важное, вечеринки в гостиной Гриффиндора – исключение, Гриффиндор – не толпа людей, не сборище студентов, Гриффиндор – одна большая семья, для меня уж точно.
Меня зовут Марлен. Марлен МакКиннон. Я гриффиндорка до мозга костей, со всеми этими благородными замашками, зашкаливающим чувством справедливости и полным отсутствием чувства самосохранения. Я гриффиндорка. Была, есть и буду.

Хроники Марлении

Рождение пропускаем, я ничем в роддоме не отличилась, кроме отсутствия слез и криков и поразительно голубых глаз, которые, впрочем, потом отцвели и к семи месяцам превратились в серые; а вот дома я уже выделялась тем, что лезла во все шкафы и на все шкафы, и вечно меня куда-то тянуло, мама, ради моего воспитания бросившая работу, едва успевала за мной следить и снимать меня с особо опасных и неустойчивых полок, на которые я умудрялась забраться;

начало августа, год 1964 – мы переехали из Шотландии в Годрикову лощину, переезд был связан с тем, что дом, в котором жили бабушка Элисон и дедушка Фредерик, опустел, а сами бабушка с дедушкой отправились к праотцам. Причины я толком не знаю до сих пор, мы не говорим об этом; я их почти не помню, не помню и похорон, и те немногие воспоминания, что у меня остались, сохранились светлыми и теплыми, не омраченными известием об их смерти, я тогда не понимала, что вообще такое смерть; просто бабушка с дедушкой к нам в гости больше не зайдут.

середина августа, год 1964 – в середине августа был день, который в календарях выделили черным, наверное, большинство соседей, не то, чтобы все было очень плохо, просто это был день, когда я познакомилась с Джеймсом Поттером. Познакомились и с тех пор не прекращали ставить своими выходками на уши всю округу, а наши родители умилялись подобной дружбе, да знай извинялись друг перед другом, что одно чадо плохо влияет на другое, и в не переставали шутливо спорить, отвоевывая каждый для своего ребенка звание самого непослушного.

5 марта, год 1967 – мне семь и магия проявилась впервые, проявилась по-настоящему, а не при хищении родительской палочкой и увеличении с её помощью яблок до размеров тыквы; магия проявилась, когда мне положено было провалиться под тающий ледяной панцирь, сковавший на зиму реку, ледяным он в марте только казался, лед подмывало снизу, он плавился и истончался, я была глупой и не знала о таком явлении, как теплое течение, я бесстрашно шагала вперед, и скользила, и снова шагала, пока лед подо мной не треснул. Мне бы уйти с головой под воду, но ушла я только по грудь, а в следующее мгновения оказалась рядом с открывшейся полыньей, причем совершенно сухая и ни капли не замерзшая.

16 августа, год 1967 – мне все еще семь, а папа неожиданно расщедрился и подарил игрушечную метлу, и две последующие недели меня не вытащить было из рощицы на окраине деревни, где с утра до вечера я эту метлу тестировала, тестировала, тестировала, пока не сломала правую руку. Руку мама вылечила, а вот метлу забрала, сказала, что слишком опасно и что я шею могу себе сломать; метла мне выдавалась с тех пор только по выходным и в присутствии папы.

Детство, до Хогвартса в общем и целом прошло под знаменем тыкв и яблочных пирогов, беготни по дому и окрестностям с раннего утра до позднего вечера, угомонить меня мог только папа, он так увлекательно рассказывал про удивительную школу для волшебников, что после его рассказов я сидела, затаив дыхание, и боялась пошевелиться, вдруг проснусь и сказка закончится. Сказка не заканчивалась, сказку продолжала рассказывать мама, укладывая меня спать, или бабушка, или еще кто-то из родственников, у нас нередко бывали гости; мама создавала дома потрясающую атмосферу, с которой не хотелось расставаться, но все же пришлось.

1 сентября, год 1971 – поступление в Хогвартс и великое счастье, более чем ожидаемое распределение на Гриффиндор и более чем великое счастье, не нуждающееся в комментариях.

15 сентября, год 1973 – меня взяли охотником в команду по квиддичу, со второй попытки, после тренировок в течение года и всех летних каникул, я прошла.
Мечты сбываются. Гриффиндор.
Красная форма стала моей, и метле больше не приходилось лежать без дела на протяжении следующих четырех лет.

29 апреля, год 1977 – последний матч гриффиндора в сезоне, бладжер сломал мне правую ключицу, я не потеряла равновесие, но потеряла управление, не справилась с метлой, выписала мертвую петлю, из которой не смогла выйти, ушла в отвесное пике навстречу объятиям песочка на поле; объятия эти оказались настолько неудачными, что перелом ключицы стал открытым, а к общему списку травм помимо десятка синяков и ссадин добавились вывихнутый плечевой сустав и сломанная лопатка. Очнулась я в медпункте с вправленным плечом, срастающимися костями, сотрясением мозга и известием об ограничении физических нагрузок. На год. В мой последний год в школе я осталась без квиддича. Истерика стала логичными завершением того дня. Кроме меня никто не пострадал, обошлось без сломанных метел и разбитых ваз; моих сил тогда не хватило бы, чтобы кинуть хотя бы драже берти-боттс; так что я просто плакала, свернувшись калачиком на кровати в медпункте.

1 мая, год 1978 – неожиданно болтливая для трезвого состояния я рассказала о самых эпичных своих падениях. а хотите еще про синяк на коленке расскажу? нет, правда, он очень классный!...
__________

Привычки и прочие прелести:
- говорит очень-очень быстро, когда нужно объяснить что-то важное;
- скалится в ответ на шутки;
- кусает губы, когда нервничает или  глубоко задумывается, а еще сцепляет пальцы в замок;
- часто хмурится;
- дерзит и сквернословит;
- отвечает на колкости без промедления;
- сочиняет новые ругательства из слов, в общем-то, вполне приличных;
- закатывает рукава всех кофт/свитеров/рубашек;
- терпеть не может мантии, снимает при первой же возможности. души не чает в маггловской одежде: джинсы, толстовки, кеды – это рааай;
- терпеть не может сливочное пиво, любит тыквенный сок, и тыквенные пирожки, и запеченную тыкву, и - внезапно - лакричные палочки;
- играет во что угодно на желания, делает что угодно на спор;
- всегда таскает в рюкзаке какую-нибудь книжку, чаще маггловскую, художественную; обожает приключенческие романы, фанат Жюля Верна;
- ненавидит скучать и со скуки может таких дел натворить, что потом сама объяснить не может, как подобное вообще могло приключиться;
- когда пьянеет, начинает много говорить, очень много, ОЧЕНЬ МНОГО, и о какой-то невообразимой ерунде;
- рисует пустяковые наброски на полях, и поля вообще щедро сдабривает своими комментариями к лекциям, забавными цитатами преподавателей и сидящих рядом друзей; конспекты Марлен в этом отношении – произведение искусства, неоцененное, разумеется.

Способности:
- обладает хорошей памятью, позволяющей запоминать то тут, то там по кусочку, слову, предложению и составлять относительно цельную картинку, заполняя пробелы из логических соображений или по интуиции и принципу «мне так больше нравится»;
- сильна в боевой и защитной магии, неплохо разбирается в целительских заклинаниях, периодически латает друзей;
- летает хорошо и быстро, к вырисовыванию сложных фигур не склонна, но на матчах при необходимости никогда не брезговала;
- на квиддичном поле поставлен удар квоффлом в кольца, за пределами поля - кулаком в челюсть; знает базовый курс маггловской самообороны, передает привет заботливому дяде;
- виртуозно поджаривает тосты и не менее виртуозно умеет таскать их с тарелки незаметно;
- ловко управляется с двумя кузенами, развлекает их рассказами, и вообще умеет с людьми говорить и договариваться, если ей оно надо;
- делает очень живые наброски, но никогда не доводит их до ума, не хватает ни умения, ни терпения, ни желания;
- коленями врезается во все-все-все углы. одному Мерлину известно, как коленные чашечки Марлен еще целы;

СОВ

Астрономия – У (второй год шутит, что не сдала бы, если бы не Сириус. и вся его семья)
Древние Руны -В
Заклинания -П
Зельеварение – П (случайность, на практике попалось легкое зелье)
ЗОТИ – П
История Магии – У (второй год шутит, что не сдала бы, если бы не Сириус. глядя на него она имена гоблинам придумывала)
Травология - В
Трасфигурация - В
УЗМС -В

Дополнительно:
- волшебная палочка: акация, соколиное перо, 10 ¼ дюйма
- другие артефакты: метла Чистомет-5, последний год преимущественно лежит под кроватью, чтобы не напоминать.
- домашние животные: -
- патронус: песец

то, что дописывалось за 10 минут до выхода ранним утром 3-его января
оригинальное время отправления 05:52
соотвественно, я извиняюсь за очепятки, которые мне лениво вычитывать
и да, я в курсе, что оно сырое.
музыкальное сопровождение: Aerosmith – Crazy /постить ссылку мне тоже лень/
п.с. милли - тот еще фан блэккинона

Старшекурсники Гриффиндора поглощали огневиски в запредельно больших количествах, огневиски поглощало всех, кто праздновал Рождество в факультетской гостиной, и саму гостиную, вплавляя мебель в янтарь, и весь остальной мир, падающий снег за окном после полуночи, казалось, забыл о том, что ему положено быть пронзительно-белым.
Мир растворялся в огненной воде, разделялся на части, части смешивались в коктейль, терялись среди отблесков свечей и пламени камина на полированных деревянных столешницах, на ножках столов, на подлокотниках кресел; среди обрывков фраз и громкого смеха, гитарных рифов из магического приемника каким-то чудом настроенного на маггловскую рок-волну.
Взгляд отказывался фокусироваться, нарушалась резкость, стирались границы – огневиски, сговорившись с мозгом, превращало гостиную в хаос. И среди этого хаоса Марлен танцевала.
Марлен танцевала на столе.
Босиком.
В узких джинсах и майке, то и дело сползающей на одно плечо, чаще на левое.
Запуская пальцы в волосы, то и дело падающие на лицо, беззвучно повторяя текст песни за вокалистом, выгибаясь в такт музыке, и улыбаясь, улыбаясь так, будто ежесекундно продавала душу Дьяволу или какой-то еще темной силе.
Сириус поднимался с кресла медленно, темно-красная обвивка притягивала тело к себе обратно магнитом, но воля, даже расплавленная алкоголем, еще оставалась сильной.
Сириус поднимался с кресла, не обращая внимания на вопросительный взгляд Ремуса, не успевшего наплевать на идею «присматривать за друзьями» и отправиться спать, на сопение Пита, свернувшегося калачиком в соседнем кресле, на разглагольствования Джеймса, пытавшегося решить какую-то чрезвычайно важную и невероятно глобальную проблему.
Сириус поднимался с кресла – мир раскачивался, превращался в море, оно, фиолетовое – просачивалось сквозь неплотно закрытые шторы, теплое - обнимало ласково, но стоило протянуть руки, попытаться обнять в ответ - оно ускользало сквозь пальцы как девичьи шелковистые волосы, как темно-русые волосы.
Сириус до стола шел мучительно долго, медленно прибираясь сквозь лабиринты кресел, пустых, полупустых и неоткрытых бутылок, кем-то оставленных картонных стаканчиков, красных колпаков Санты и прочих верных спутников рождественской вечеринки.
- МакКиннон.
Сириус дошел, а Марлен обернулась.
Марлен обернулась, её танец обернулся простым раскачиванием в такт музыке, на несколько секунд, в течение которых гриффиндорка смотрела на однокурсника сверху вниз, не отрываясь, несколько секунд, пока реальность из янтарной становилась серой, несколько секунд, после чего мир пошатнулся от одного шага со стола, как шаталась от огневиски МакКиннон.
Мир был огромен, в нем были горы и океаны, говорящие птицы и звери, и морские чудовища, и корабли с отважными моряками, все древние сказания и все современные сказки, крупные мегаполисы, коптящие небо трубы заводов, пустые каменистые побережья и залитые солнцем пляжи, высушенные пустоши и луга с сочной зеленой травой, мир был огромен, но умещался в серых зрачках, и ради этого мира хотелось топтать все, что с трудом выстраивалось семь лет, срывать как афиши со стен, рвать дружбу на части, хотелось протянуть руку, коснуться щеки, коснуться плеча, в который раз вырвавшегося из плена белой майки, запустить пальцы в волосы, прижать к себе так, чтобы трещали кости, отражая звук ломающейся дружбы, искусать губы, шею, ключицы…
- Ребят, мы же прикончим эту бутылку? Ну, давайте, будем героями, на Рема с Питером рассчитывать не приходится…
Джеймс без труда сгреб друзей в охапку, за шею притягивая к себе; в той руке, что притянула Сириуса, была зажата приятно поблескивающая стекляшка с рыжей жидкостью, в руке, державшей Марлен, три бумажных стаканчика, вставленные один в другой.
- Джейми, прости, но я спать.
МакКиннон быстро поцеловала друга в щеку и ловко, будто это не она огневиски пила наравне с парнями, высвободилась от, казалось, железной хватки Поттера.
- Спокойной ночи, мальчики.
Сириус тряхнул головой, прогоняя наваждение.
Наваждение послушно уходило, в сторону спальни для девочек, натыкаясь на все предметы мебели, поминая на чем свет стоит основателей, растения с последней пары Травологии и почему-то фрикасе из кролика.

we break our enemies with fear and we've seen how the tears come around we built our confidence on wasteland we've seen how the walls come down a man dies like a butterfly life burns from the touch of the reaper all thing must pass

Полное имя: Вальбурга Элладора Блэк | Walburga Elladora Black.  сокращения невозможны.
Возраст: 53 года. 1 декабря 1925
Факультет и год окончания: Слизерин, 1944
Род деятельности: мать и вдова. слово «домохозяйка» воспринимает как оскорбление.
Статус крови: toujorus pur.

Цвет глаз: карие
Цвет волос: темно-русые.
Рост: 5 футов 8 дюймов (173 см)
Особые приметы:
Густые темные волосы с проседью, старательно скрываемой под слоем краски, обрамляют уже немолодое, но по-своему красивое лицо. Вальбурга не может обмануть время и избавить себя от признаков старения полностью, но она может обмануть свою кожу, зеркала и чужие глаза, причем не столько посредством заклинаний и умелого использования декоративной косметики, сколько тщательным уходом за собой: настоек, сывороток и эликсиров ей для этих целей известно предостаточно.
Умело скрывает в тугих корсажах ставший от родов и возраста совсем не привлекательным живот; подчеркивая прелести женской фигуры, в особенности сохранившую форму грудь, никогда не выглядит вульгарно. Предпочитает строгую классику, мантии не слишком любит за ощущение скованности и ассоциацию с монахами.
Отличается величественной осанкой и гордо вздернутым подбородком, смерть мужа и предательство сына не смогли превратить её в согбенную старушку. Взгляд карих глаз – надменный, колючий, жесткий, а темные брови вразлет, как правило, слегка сдвинутые к переносице, лишь усиливают эффект; в ореховых глазах Вальбурги нет ни толики тепла, взгляд же смягчается лишь изредка при обращении к сыну, любимой племяннице, брату; губы с четкими контурами, если не призывают проклятия на маггловское отродье и выжженных с древа предателей крови, плотно сжаты.
У мадам Блэк тонкие запястья и лодыжки, пальцы как на руках, так и на ногах выглядят слишком длинными, знакомые имели обыкновение сравнивать их с когтями, что, впрочем, от истины недалеко, ибо царапалась Вальбурга в девичестве отменно.

Общее описание:
родители: Поллукс Блэк и Ирма Блэк (Крэбб)
муж: Орион Арктурус Блэк
родной брат: Сигнус Блэк
сын: Регулус Арктурус Блэк
племянницы: Беллатрикс Лейстрейндж, Нарцисса Малфой
все неугодные вычеркнуты и забыты.

Apocalyptica – Beyond Time

Святая.
Вальбурга святая. Неприкасаемая.
Покровительница моряков, влюбленная в море, поставленная на пьедестал, на ступень выше других.
Вальбурга знает: она – лучше многих.
Вальбурга знает, что до небес возносятся, очевидно, лишь для того, чтобы упасть в беспросветную бездну.
Вальбурга боится высоты, хоть никому и никогда этого не показывала, только сжимала перила  и руку брата – а позже мужа – так, что судорогой сводило пальцы, дышала медленно и глубоко, чуть прикрывая глаза.
Вальбурга боится упасть и не суметь подняться, оказаться беспомощной, показать свою слабость; случайно обнажить душу, ту, что прятала за выглаженными мантиями, расправленными плечами, вскинутым подбородком, за холодными улыбками и отточенными жестами.
Вальбурга боится обернуться, посмотреть назад, посмотреть вниз, увидеть череду своих ошибок, ошибок, которые она как разумная и умудренная жизнью женщина способна осознать, которые она в силу собственной гордости не способна признать и принять.
Она ставит новые цели, дальше и больше, чтобы было куда идти, чтобы было к чему стремиться, чтобы можно было не думать, от чего бежать; в собственных амбициях прячется от страхов, взбираясь выше и выше, отчаянно цепляясь за каменные уступы, пряча разодранные в кровь ладони в складках темно-красного, цвета выдержанного бургундского вина, платья, ведя за собой близких.
Вальбурга – лидер, ей нужно идти, ей нужно, чтобы за ней шли, идти за кем-то сама она не умеет, идти на компромисс она не умеет, уступать - тоже. Любое неповиновение подавляется быстро и жестко, Вальбурга в отношении власти не знает полутонов и доходит до крайности, и поскольку «ничего» совершенно неприемлемо, остается только «все». И это все – только ей, ей одной.
Судьба с рождения смеется над генералом в юбке.
С характером больше мужским, нежели женским, с непреодолимой тягой ко всему неизвестному, с желанием попробовать все на ощупь и на вкус, Вальбурга вынуждена была круглые сутки приседать в кружевных платьицах, изучать этикет и следить за тем, чтобы не сказать лишнего, легкомысленного, по-детски глупого, недостойного наследницы чистокровного рода Блэков. Все, чего она могла достигнуть в жизни, сводилось к идеальной успеваемости, идеальной же репутации и превращению в истинную светскую леди, чудесную хозяйку и великолепную мать – и это при её весьма удачном рождении, неоспоримом старшинстве в двух ветвях рода, при незаурядных способностях. Никто не позволил бы ей, чистокровной юной мисс, после Хогвартса отправиться работать в Министерство и заниматься карьерой, воплощая в жизнь свои амбиции, никто не позволил бы носить брюки и ездить в седле по-мужски, пить виски и есть ягнят, щедро политых соусом табаско. Сообразительная мисс Блэк поняла это рано, настолько рано, что ей почти не пришлось страдать от мыслей о недоступном будущем. Вальбурга с рождения знала, что её ждет, все желания изначально развивались в области мечт несбыточных и отказ от них проходил почти безболезненно, это больше походило на то, как ребенок, постепенно взрослея, перерастает свои желания, во всяком случае Вальбурга убедила в этом себя.
Воспитанием занимались с раннего возраста, и обучали правилам поведения, не забывая попутно рассказывать об устройстве мира волшебников, о том, чем живет аристократия и каковы преимущества чистокровных; отведенную роль ей объясняли регулярно и весьма доходчиво, что, как и почему. Ирма и Поллукс обожали своих детей, но спрос с Вальбурги и Сигнуса изначально был куда строже, чем с Альфарда. Вальбурга - старшая, Сигнус – наследник, это многое объясняло, давало определенные привилегии, но и требовало взамен немало – исполнение всех обязательств, соответствие статусу семьи…
На традициях держится мир, традиции нарушать Вальбурга не собиралась, не планировала собственноручно разрушать до основания мир, её окружавший, отказываться от того привычного положения вещей, а потому борьба с собственными страстями быстро вошла в привычку, стала неотъемлемой частью: кровь Блэков струилась под кожей, кровь, полная древней силы, требующая сожженных городов и человеческих жертв, мисс Блэк училась вежливо улыбаться, изящно подносить к губам фарфоровые чашки и хрустальные бокалы и приседать в реверансах вне зависимости от степени усталости, истощенности организма и морального состояния обитающих под ребрами мантикор.
Мисс Блэк училась и была лучшей, по праву рождения, по крови особенно чистой, по способностям и успехам, по умению дать отпор, поставить на место, добиться своего. Мисс Блэк была лучшей и скармливала свои награды и похвалы гордости - внутреннему зверю, радостно виляющему хвостом при каждом успехе, рвущем когтями грудную клетку при каждой неудаче, каждое падение Вальбурга ощущала физически, а поражения признавать не умела, и не желала учиться. Проигрывать, соглашаться с тем, что была неправа и кивать при этом покорно и с уважением  – вот то, в чем успехи сводили к нулю, уходили в минус - гордость не позволяла принимать собственные несовершенства. Вальбурга же стремилась достичь совершенства хотя бы в том, что было ей доступно, раз уж ей досталось женское тело и женская участь, мисс Блэк училась использовать это, и достаточно рано осознала, что такое женская власть.
Вальбурге хватало ума не считать себя самой красивой, понимать, что настоящая красота – теплая и живая, её же – застывшее каменное изваяние, впитавшее в себя всю суть аристократии, холод прошедших веков и еще немного древних сил, её красота – слишком яркая, чтобы подходить под общепринятые каноны, но мисс Блэк старалась и перед остальными у неё всегда было преимущество: она знала, чего хотела, знала, сколько это будет для неё стоить, и никогда не ограничивалась выражением цены исключительно в деньгах.
Деньги – для мелочных материалистов, настоящая цена редко имеет материальную форму. Цена – действие, слово, след под кожей, отпечаток на пресловутой душе. Вы видели чужие души? Наследница Блэков видела. И смотрела в них сквозь кожу своих женихов, предлагаемых родителями, которые от большой любви к старшей и единственной дочери предоставили ей право выбора, смотрела из-под опущенных густых ресниц, слегка кривила полные губы и отвечала коротким «нет». Они не годились, были слишком старыми и консервативными, слишком самоуверенными и совершенно незрелыми, самонадеянными, требовательными, амбициозными, непостоянными и откровенно скучными, они все были недостаточно хороши и не могли дать того, что хотела мисс Блэк получить от жизни. Согласившись на любой из навязываемых браков, она неизменно что-то теряла, и самой большой потерей была фамилия. Короткое слово, кровь и незримое клеймо по всему телу. Клеймо принадлежности роду, её персональная печать, свидетельство, что она кем-то является, Вальбурга считала себя частью рода, как ей это с детства вбивали в голову; Вальбурга считала род своей частью и не смогла бы оставаться собой, лишившись этого отличительного знака.
Вальбурга выбрала Ориона. Его не предлагали родители, кажется, даже предполагалось, что ему в жены отдадут кого-то из рода Булстроуд или Яксли - не вышло.
Мисс Блэк самолично решила, что станет миссис Блэк.
Мисс Блэк стала миссис Блэк.
Сохранила фамилию, верность роду, самой себе, сохранила саму себя, избавила от падения в пустоту и небытие, от купания в водах Леты; еще шаг – и небеса станут ближе, еще шаг – и скроется за облаками грязь, туманная завеса укроет всех те, кого она так не любила, кого ей предписано было не любить, затопит их белым цветом, они – исчезнут; еще шаг – и Вальбурга окажется на вершине, перепишет историю заново, еще шаг – и она превзойдет своих предков, даже ту, от которой досталось имя.
Мисс Блэк улыбалась на свадьбе почти искренне, была почти теплой, по-своему счастливой, поправляя темную прядь, посмевшую выбиться из прически, опуская глаза в пол, на подол своего белоснежного платья, сияющие темно-карие зрачки на ослепительный шелк. Сплошные контрасты. Ее темные глаза – в светлые мужа, отныне и до скончания времен мужа; перстень любимого рода на пальце, массивный и тяжелый на таком с виду хрупком и тоненьком; непривычная разница в возрасте, четыре года и не в пользу мужчины. Их брак не совсем нормален по меркам общественности, но идеален для самой Вальбурги, в её жизни все впервые получилось так, как ей того хотелось, только ей, а не кому-то другому; вся власть в доме вскоре после свадьбы досталась ей, а Ориону достало ума не спорить со своенравной и вспыльчивой супругой по пустякам, если ей так хочется, чтобы последнее слово в споре оставалось за ней – пусть так, если ей хочется решать, какого цвета должны быть шторы в гостиной, куда стоит поставить софу на резных ножках, кого пригласить на обед и что приготовить на ужин – он не станет препятствовать, ему, в общем-то, так было даже спокойнее. Мини-война закончилась быстро, завершилась добровольной капитуляцией Ориона и продолжилась сначала молчаливым торжеством Вальбурги, а после – рядом семейных ссор, провоцируемых миссис Блэк опять же, понятие «спокойствие» для неё было чем-то размытым, внешне оставаясь каменной, умело пряча за мраморными улыбками бушующие внутренние страсти, Вальбурга день за днем горела изнутри, от кипящей крови Блэков не существовало спасения, кровь Блэков – сама по себе спасение, и проклятие, и проложенный жизненный путь, обреченность и предопределенность, и обязанность гореть ярче других алым пламенем на рассвете, янтарем на закате, ослепительным золотом днем и кристальными звездами ночью; и подниматься выше Солнца, выше звезд, затмевая собой светила, разделяя миры по-новому, создавая иные небеса, иных богов, иных святых.

Быть творцом и создателем у Вальбурги получалось плохо. Она рождена была женщиной, она должна была жизнь принести в этот мир – не могла. Попытки понести ребенка ни чем не заканчивались, ни к чему не приводили, живот оставался плоским, род оставался без наследника – у Сигнуса подрастали две дочки, и ждали третью, и похоже, что от Друэллы сыновей и племянников не дождаться, Вальбурга в мыслях довольно скалилась, но семья все так же нуждалась в  наследнике, а она была беспомощна и могла оказаться бесполезна, это злило, это разъедало нутро, ядовитыми ростками оплетало сердце, зажимало в тиски.
Третью девочку Сигнуса назвали Нарциссой, Вальбурга на белоголового ангела в день крестин смотрела со смешанными чувствами – умилением, завистью и раздражением; а Ориона в тот же вечер ждал очередной скандал, очередная истерика, через месяц - известие о беременности благоверной, еще через три – завернутый в простыню с фамильным гербом крошечный труп сына, и снова истерики, куда более дикие, чем раньше, на протяжении нескольких месяцев, депрессия, первые шаги на пути к сумасшествию, трясина, из которой мадам Блэк без вмешательства Ориона, сумевшего повлиять на жену, вряд ли смогла бы выкарабкаться, трясина, оставаться в которой не позволяла Блэковская гордость и воспитание, в детстве привитое знание собственной исключительности, стремление заполучить желаемое даже после неудачи.
Вальбурга забыла о выкидыше, заставила забыть себя и из памяти остальных это воспоминание буквально вытравила, и невероятным чудом забеременела снова – как терпел её те девять месяцев Орион, объяснить можно разве что отцовской любовью к будущему наследнику, никакой любви к самой Вальбурге не хватило бы, чтобы выносить все её капризы; рядом с миссис Блэк даже братья тогда старались подолгу не находиться: рассудительная женщина потерялась где-то в недрах сознания, все, о чем она думала, сводилось к будущему наследнику, который, еще на свет не успев появиться, уже был окружен заботой, буквально купался в ней, находясь в материнском животе; мадам Блэк беспокоилась за сына – железная уверенность в том, что под сердцем она носит сына, не покидала женщину с первого дня, как стало известно о беременности – организм Вальбурги не был добродушно настроен к ребенку, один выкидыш уже это показал, так что даже малейшее головокружение приводило к немедленному вызову колдомедика. Волей небес ли, непоколебимой ли волей самой Вальбурги, стараниями Ориона или колдомедиков  - все обошлось. И через девять часов мучений родился мальчик, здоровый, крепкий и бесконечно прекрасный, заполучивший, как то было у Блэков принято, звездное имя.
Сириус.
Сияющая звезда на небесном своде мира людей; в мире Вальбурги – появившееся вторым, после Ориона, светило, ставшее самым ярким, ослепительным, ослепившим, самым ценным. Вальбурга любила сына невыносимо сильно еще до его появления, а тяжелые роды только укрепили эту любовь; готова была сутками сидеть у его колыбели, переживала за здоровье – раз за разом опять приходилось вмешиваться Ориону, уводить жену в спальню, убеждать, что домовики присмотрят, что колдомедик доберется быстро; кормить сына грудью миссис Блэк не могла – не позволяло уже её собственное здоровье, а с мальчиком, с её сокровищем, все было замечательно, он не болел, быстро учился ползать, сидеть и вставать в кроватке, срывал крошечными ладошками кружевные чепчики и был крайне любопытен. Вальбурга улыбалась, глядя на сына – максимальное проявление любви, на которое она, по натуре жесткая и почти черствая, была способна, и все же любила так сильно, как только могла, как позволял характер, как позволяло воспитание, вытравившее из души все намеки на нежности.
Миссис Блэк любовалась Сириусом, а живот снова рос, третье чудо – третья беременность, снова нелегкая, но уже куда более спокойна переносимая – у миссис Блэк теперь было перед глазами живое счастье, это действовало на женщину как умиротворяющее зелье; и девять месяцев обошлись гораздо меньшим количеством погибших нервных клеток и завершились, после тяжелых родов, появлением на свет сына, второго сына.
Второй.
Ярлык, повешенный на младшего Блэка, названного Регулусом.
Второй.
По миру ходит мнение, что младших любят больше. Возможно, в иных семьях это действительно так, для Вальбурги же существовал только Сириус. За Регулусом, за его воспитанием она следила будто сквозь пальцы, не замечая каких-либо перемен в характере ребенка, чаще всего скупо кивая в ответ на любые его просьбы, сухо отвечая на вопросы.
Регулус родился вторым, не был таким красивым, не таким активным, и в глазах миссис Блэк оставался, как ни прискорбно, лишь запасным. И воспитывала она младшего сына так, что если вдруг - не приведи Мерлин  - что-то случится с Сириусом, за Регулуса в качестве наследника ей стыдно не будет.
Если.
«Если» - слово для дураков.
Мадам Блэк – умнейшая женщина, жаль, недостаточно мудрая, чтобы осознать обреченность своего плана; патологически сильная любовь к одному ребенку превращала её из той, которая в девичестве людские души видела насквозь, в ту, что не могла расползающуюся под ногами паутину трещин, мозаику, сложенную из ошибок и неверных шагов; её почти_одержимость, пылающее пламя одной лишь идеи в голове ни к чему хорошему привести не могли. А она просто любила старшего сына, так похожего на неё, слишком сильно похожего, чтобы это могла заметить сама мадам Блэк, слишком сильно, чтобы попытался признать Сириус, поразительное сходство, вечное противостояние, дробившее семью на части. Вальбурга воспитывала из сына свое подобие, не понимая, что война проиграна еще до начала открытых действий, потому что они уже одинаковые, не понимая, просто не думая о том, что её влияние, её авторитет может быть отвергнут, не принят, забывая о том, что сама не признавала над собой чужой власти, какими обходными путями пробиралась в её голову мысль о долге перед семьей и родом, как долго пускала там корни. Вальбурга стремилась к поставленной цели, не обращая внимания на мелкие камушки под ногами, срывавшиеся вниз, на эти первые симптомы готового осыпаться склона, предвестия грядущей беды. Ей бы остановиться, пересмотреть свои действия, попытаться что-то исправить, перестать так упорно давить  в себе выжигающую нутро любовь, принимая её за очередного внутреннего демона; ей пришлось бы стать другим человеком для этого, переместиться в прошлое, и маленькой девочке, сидящей в кожаном кресле отцовского мрачного кабинета, сказать, что она не такая умная, что она не самая сильная, что ей вообще не обязательно быть сильной, суровой и жесткой, объяснить ребенку, закусывающему губу, цепляющему пальцами за ажурный подол платья, что плакать иногда можно, что чувства – не всегда плохо, что контролировать стоит гнев и ярость, но никак не радость и тем более не любовь. Но не было того, кто  способен это сделать, никто не желал возвращаться в прошлое и что-то менять, ослепленная Вальбурга не считала, что что-то идет не так, просто не видела, уверенная в своих действиях, взбиралась все выше, ведя за собой мужа и обоих сыновей, не слушая никого, не допуская мысли о том, что может быть не права, и не смогла понять, когда наступил переломный момент, когда земля под ногами, растрескавшаяся от многочисленных ссор, все-таки раскололась, когда склон рухнул, и полетели в её сторону, уже не мелкие осколки, а булыжники и плиты, грозящие придавить к земле и оставить лишь бледный отпечаток.
Вальбурга отчаянно цеплялась за намеченный путь, принимая любые удары, не позволяла сворачивать, шаг в сторону грозил нет, не смертью, но отчуждением, отречением, отказом.
Для Вальбурги Сириус упал, сорвался и умер.
Его плоть, кровь и осколки костей где-то там, на дне расщелины, склевали птицы. А она не оставила себе ни одной его фотографии, выжгла с семейного древа в нелепой попытке избавиться от воспоминаний, вернуться к началу, изменить будущее, поверить, что у неё лишь один сын, забыть о той боли, что причинил уход старшего, забыть о его существовании. И день за днем терпеть сокрушительные падения, слышать, как с грохотом рушится защитный барьер в сознании, впиваться ногтями в ладони, заглядывать в комнату сына и уходить оттуда через пару секунд – от того, что в глазах начинало щипать нестерпимо.
Для Вальбурги Сириус мертв, мертв настолько, что она не способна его даже оплакивать. Для Вальбурги Сириус – в Преисподней. И она ни одной живой душе не признается в том, что надеется на его спасение. На его возвращение. На призрачную возможность притянуть к себе, и обнять, и поцеловать в макушку, поступая совсем не так, как диктуют правила этикета. Один раз – во имя прощения. Хотя от одного только слова – «прощение» - жжет горло, будто она пригоршнями глотала раскаленный песок, жжет в груди так, будто вместо сердца пылающий уголь, а ребра из алеющего металла; даже когда наступил крах всего, когда небосвод, к которому мадам Блэк так стремилась, обрушился на женские плечи, нутро каленым железом выжигает любовь – искалеченная, изувеченная, разбитая, изменившаяся до неузнаваемости, имя любви теперь – ненависть, ярость, презрение; боль, вина, отвращение; разочарование, горечь, отчаяние.
Внутренности охвачены пламенем, древняя кровь в жилах – кипящая лава, мир вокруг медленно тлеет, слухи – как дым от раскаленной земли под ногами, что-то вот-вот выплеснется наружу или обрушится вниз, что-то горит там, под внешней корочкой нормальности, за картинной, картонной реальностью, там, за масками прячутся те, кто способен поднять аристократию до небес, Вальбурга им благоволит, их взгляды близки им, но - у неё свой костер, ритуальное сожжение на алтаре потерянных близких, не просто вычеркнутых, стертых из памяти, пущенных по ветру с вершин мира в туманную бездну, где не разглядеть своих пальцев, не то, что чужое сияние, пламень чужой души, рдеющей рассветными отблесками, разорванной на части, расколотой очередной потерей – Орион бросил её. Отвернулся от этого мира, обратился в иной, устал, ушел.
Вальбурга – женщина, потерявшая мужа, нервными пальцами сжимающая резную спинку его кресла, пытающаяся сохранить видимую силу, удержать влияние и власть, пока на душе гранитный камнепад, пока душа сама себя закидывает камнями.
Вальбурга –  женщина, потерявшая сына, не сумевшая удержать его рядом, не вспоминающая о нем, не позволяющая другим упоминать его имя вместе с её фамилией.
Вальбурга – женщина, прячущая под темными мантиями всех демонов преисподней.
Она – мученица.
Она – стала почти святой.
Святые становились святыми после того, как огонь очищал их души и освобождал от оков бренной плоти.
Сожгите ведьму на костре.
Больше дров, больше мертвых деревьев к ногам, больше мертвых душ.
Чтобы огонь целовал её ступни, чтобы огонь принял тело в жаром дышащие объятия, чтобы остались одни лишь кости – покрытый пеплом и гарью остов, ничтожные останки яркой жизни.
Сожгите ведьму.
Чтобы кричала на всю площадь, на всю Англию, чтобы костер столбом стремился в небо, к звезда, к иным галактикам, чтобы Англия видела: непокорные получают то, что заслужили.
Вальбурга горит, не издавая ни звука, за исключением гневных возгласов, не имеющих непосредственного отношения к тлеющему нутру.
Каждый день, отражая выбеленной до фарфорового оттенка кожей солнечный свет.
Живущие в грудной клетке черти выжигают на ребрах клеймо за клеймом, дымящуюся, сочащуюся кипящей кровью плоть никто не видит под дорогой тканью платья.
Каждую ночь – еще ярче, охваченная мертвенно-белым сиянием. В окружении звезд и созвездий.
Орион, Сириус, Регулус.
Первый умер и оставил её одну. И она не в силах простить ему это.
Второго проще считать мертвым, не надеясь на возвращение.
Третий – сокровище, все, что осталось у мадам Блэк. Регулус – тот, за кого миссис Блэк стыдливо цепляется, поправляет ему воротник мантии перед выходом, смотрит строго. Её выгрызает изнутри чувство вины за то, что так мало времени уделяла ему в детстве, что любила недостаточно сильно, её гложет обида за то, что её второй сын не столь идеален, как первый, и нелепое счастье, вызванной тем же фактом, потому что второй её сын – остался, второй сын – рядом. И она готова простить ему все на свете, кроме одного: он второй. И она пытается как-то это замаскировать, восполнить, ищет ему жену, ищет работу получше, не перестает выдавать тирады о чистоте крови и соответствию статусу наследника одного из древнейших родов; периодически забывает, что сын закончил Хогвартс и уже не ребенок, обнимает его порывисто, и не может простить себе такого проявления чувств. Она ищет в младшем то, что видела в старшем, что мечтала увидеть – не находит, и злится: на себя, на Ориона, на Регулуса, на весь остальной мир, и весь остальной мир Вальбурга готова сжечь, ведь
в пламени – жизнь.
_________

если фактами:
- гордость рода и родителей, идеальная дочь, внучка, наследница правнучка, головная боль мужа,  проклятие для тех, кто чем-то мадам Блэк не угодил;
- училась на факультете Слизерин, была лучшей студенткой на факультете, не в силу выдающихся способностей, а просто потому, что хоть в чем-то уступить другим Вальбурга не могла;
- после окончания Хогвартса отказывалась от предлагаемых родителями партий;
- в конечном итоге выбрала себе мужа сама, выбрала в мужья брата, точно зная, что он её поймет, будучи уверенной в чистоте потомков и том, что не придется разочаровываться в наследниках;
- по слабости здоровья и от близкородственного брака – долго не могла забеременеть;
- перенесла выкидыш;
- Сириус – долгожданный наследник;
- Регулус, родивший следом, изначально воспринимался как тень старшего брата; все внимание Вальбурги доставалось Сириусу, младшего сына мадам Блэк воспитывала по образу и подобию старшего, но не столь усердно; воспитанием Регулуса занимался в большей степени Орион, куда более объективный в отношении сыновей;
- не кормила детей грудью, опять же из-за проблем со здоровьем;
-  история ссор между Вальбургой и Сириусом является достоянием всей общественности, несмотря на закрытые двери;
- Ориону тоже всегда перепадало;
- несмотря на жесткость, сдержанность и сухость, любила мужа, детей и весь свой род;
- считает фамилию гордостью и достоянием;
- никогда не понимала Сириуса, и не смогла принять его уход; предпочитает считать сына мертвым, хотя все же иногда забывается, срывается и кричит, что он предатель;
- неоднозначно относится к Регулусу, балансирует на грани между обожанием и строгими выговорами;
- не может отойти от потери мужа, носит траур;
- втайне надеется, что Сириус одумается, настолько втайне, что даже самой себе не признается;
- старательно делает вид, что все в порядке и все хорошо, показывать слабости – ниже её достоинства.

Боггарт:
немощная старуха, очень смутно напоминающая мадам Блэк, просящая милостыню в окружении безликих серых силуэтов.
воплощение страха старости и падения на дно.
а так, еще высоты боится.

Особые способности:
- превосходно владеет невербальными заклинаниями;
- весьма успешно изучала Заклинания и Трансфигурацию, разбирается в теории Травологии и Ухода за магическими существами, с практикой не сложилось – не любит мадам Блэк работать руками;
- неподражаема в чтении нотаций о поведении наследников чистокровных семей, ни переспорить её, ни перекричать;
- а голос громкий, кстати, сильный, звучный; способна подолгу на повышенных тонах разговаривать;
- играет на фортепиано, свободно говорит на французском, этикет знает в совершенстве, прекрасно вальсирует - стадартный набор;
- лишенный пошлости, вульгарности и жеманства образец подражания для многих светских леди и истинный представитель одного из самых древних и самых чистокровных родов. и это способность, ибо годами развивалась.

Артефакты: семейными реликвиями Блэков заполнен дом.

Животные:
две семейные совы: крупный Эгберт для больших посылок и небольшой юркий Ортгар для срочной почты.
сова Ориона – Вейе, после смерти хозяина стал улетать на ночную охоту чаще, длится эта охота дольше, и на пару недель сова уже пропадала.
личная сова Вальбурги с характером еще более скверным, чем у самой мадам Блэк, птица кусается и конверты к лапе позволяет привязывать лишь хозяйке, чужих рук не терпит; отзывается на Вербальд.
+ вся живность сына.