Семейный ужин обратился полномасштабными военными действиями. Как и всегда. Этой войне было много лет, она началась задолго до его рождения. Две стихии издавна не уживались рядом. Дервент Шимплинг был чудаком. Иррациональным, эксцентричным, большим любителем шуток и глупостей. Но неизвестным образом почти пятьдесят лет назад ему и его жене удалось произвести на свет самого серьезного в мире человека. Отец Майкла был неплохим парнем, но совершенно не умел развлекаться. Он педантичен, дотошен и бесконечно серьезен. Он не любит пустой болтовни и не терпит дуракаваляния. Он с натяжкой прощает их сыну, но никогда своему отцу. И не мудрено, что любой семейный ужин обращается катастрофой. Сегодня не стало исключением. После двух часов попытки примирить эти две стихии, ответственность и прагматичность с чудачеством и здоровой любовью к глупостям, Майкл был выжат, как лимон, и неумолимо начинал чувствовать себя мизантропом. Бабушка с этой ролью всегда справлялась лучше.
Кажется, он сбежал раньше, чем ужин официально был завершен. Оставалось как-то развеяться, и Шимплинг не придумал ничего умнее, нежели заявиться в гости к верной подруге. А в силу того, что поесть ему не удалось, решению этому сопутствовала идея приготовить там ужин. Что-что, а готовить Шимплинг любил и, что немаловажно, умел. Он был ребенком, когда его мать сбежала. Ребенком, отец которого вечно на работе, да и на яичницу его смотреть сил уже не было. Готовить пришлось учиться самому. Но в жизни это умение никогда не показалось лишним. Леди так и таяли, стоило накормить их ужином или соорудить завтрак в постель.
По иронии судьбы самый жизнерадостный и солнечный его друг проживал в самом мрачном месте Лондона. Шимплингу безусловно не пять лет, чтобы пугаться витрин с вывешенными в них людскими конечностями, но диссонанс этот между темпераментом его подруги и Лютным переулком каждый раз неизменно бросался в глаза. Да и он сам тут выглядел несколько лишним и привлекал внимание. Возможно потому некая почтенная старушка, попавшаяся ему навстречу, подмигнула ему единственным своим глазом из под истлевшей от старости вуали, ниспадавшей со шляпки, украшенной мертвой жабой.
Криво улыбнувшись в ответ даме, Шимплинг выдохнул вслух:
- И чему я до сих пор удивляюсь?!
Нырнув на лестницу, ведущую к квартире Хантингтон, Шимплинг невольно облегченно вздохнул, порадовавшись своему побегу из этого непродолжительного путешествия по миру Иеронима Босха. Легко преодолев ступеньки, он быстро постучал в дверь костяшкой указательного пальца, и привалился плечом к стене рядом с дверью.
- Здравствуй! - с бодрым энтузиазмом выдал Шимплинг, расплывшись в широченной приветливой улыбке, едва открылась дверь, - ...Раз уж я был в курсе, хоть и не своевременно, не мог не оборвать по дороге пару клумб... - он выудил из-за спины букет крупных ромашек, - С прошедшим!
У Майкла Шимплинга было правило: никогда не колдовать для дам цветы. Даже если это Эмили Стоун, которая каждую их встречу пытается обратить его в горстку пепла одним лишь взглядом. За букетом пришлось забежать в цветочную лавку.
Кроме того Майкл побывал в какой-то крохотной, маггловской, продуктовой лавочке и теперь вынужден был выглядывать из-за большого, бумажного пакета, который он прижимал к себе левой рукой. И который отнюдь не помешал ему, не дождавшись от девушки благодарностей или приглашений, юркнуть мимо нее в квартиру
- Пенни дома?! - осведомился он уже внутри. Более того, уже по пути следования на крохотную кухню Хантингтон. Дома она или нет (Хотя конечно дома! Где ей еще быть?!), он собирался готовить пасту и уже выставлял на стол ингредиенты и бутылку вина.