Это невеселое Рождество для вашей семьи. Дрейк под стражей. Да и для каждого из вас угроза ареста никогда еще не была настолько ощутимой. Судьба Стар висит на волоске. Интересно, она это понимает? Впрочем, ты и сам недалеко от нее ушел. Пусть на этот раз тебя каким-то чудом отпустили – тебе подарили отсрочку, а не свободу, и скорее всего, отсрочку непродолжительную. Правда, последние два дня было почти тихо. Неужели авроры тоже люди и помнят о Рождестве? А может быть, напротив, нарочно выбрали праздничный день и сегодня же пришлют тебе повестку, после которой из Министерства ты уже не выйдешь – только в Азкабан. Эта гнетущая неизвестность выматывает и тянет силы – что, конечно, только на руку аврорам.

Но они ошибаются, если думают, что неудача вас остановит. Если у тебя что-то не получается, попробуй еще раз – столько раз, сколько будет необходимо. Пока не добьешься желаемого результата. Побеждают не те, на чьей стороне сила – побеждают самые стойкие. Те, кого нельзя сломить. И вас им не сломать, пока вы вместе.

Собирать в доме столько народу раньше Рождества ты не рискнул: слишком опасно для всех, слишком подозрительно. Сегодня, по крайней мере, праздник. К тому же, утро. Заговорщики и революционеры не собираются обсуждать свои коварные планы по утрам – темные дела должны вершиться в темноте. На собраниях заговорщиков и революционеров не играют посреди ковра дети. Поэтому люди, которые сегодня перешагнут через этот порог, это не экстремисты из тайного общества «Шум и ярость», а просто друзья, заглянувшие в гости. По официальной версии-то уж точно.

Кристиан возится на полу с подаренным на праздник конструктором. Ты опускаешься на ковер возле него и принимаешь деятельное участие в строительстве несокрушимой крепости. Конструктор – это хорошо. Ваши дети должны научиться строить – на случай, если их родители успеют только расчистить площадку.

Кристиан с очень серьезным видом хватает блоки своими крохотными ручонками и уверенно прилаживает их один к другому – против всяких правил и в самых немыслимых сочетаниях – а ты смотришь на него, и в это время, кажется, даже можешь не думать о тех многочисленных и противоестественно масштабных проблемах, которые требуют немедленного решения. До первого звонка в дверь ты даже забываешь о том, что вы с Ди кого-то ждали этим утром. Проводишь ладонью по пушистой макушке сына, поднимаешься, коротко переглядываешься с Дафной и идешь к двери. Проходите, гости дорогие!

Как и почти любое отчаяние, все началось с видимого благополучия. ©

Ты любишь утро. Не любишь рано вставать, но само утро - любишь. Декабрь рисует на стеклах затейливые узоры, и ты души не чаешь в скольжении по паркету в пушистых носках с болтающимся мохнатым помпоном, призванным быть носом олененка Рудольфа. Кубарем сваливаешься со ступенек и выезжаешь к огромной сверкающей ели, высокой настолько, что тебе кажется, словно золотая звезда на ее макушке ставит рождественской даме с колючим характером рожки. Ты прыскаешь, на секунду замолкаешь, а потом хохочешь в голос.
Тебе кажется, что ты потерял где-то пару десятков дюймов.
Очередной расстерянный взгляд наверх, медленно сползающий к собственным замерзшим ступням, спрятанным в махровое баловство.
Точно кажется? Рука останавливается на полпути к ярким упаковкам. Осознание, что все это не что иное, как воздушный замок, сдавливает горло. Ты знаешь, что что-то не так. Что сегодня утро не такое. Серее, мрачнее. Без Рудольфа. И то, что пара десятков, дюймов или фунтов, по-прежнему при тебе.

Ты просыпаешься. Несколько раз судорожно вздыхаешь: ты не поклонник снов о прошлом, к тому же неуместных.
Слушаясь интуицию, бросаешь заранее панический взгляд на наручные часы. Что и следовало ожидать: выбиваешься из графика так, что паниковать уже поздно. Чудес в этом мире нет, не было и, судя по всему, не будет.

Глоток тепла становится гораздо лучше морозного свежего воздуха, кусавшего тебя всю дорогу за щеки, когда ты переступаешь порог. И ты невольно трешь замерзшее плечо, отогреваясь. В принципе отвратительно переносишь холод, однако по-прежнему продолжаешь ходить без шапки. Мир абсурда. В котором выбивать клин оставалось только клином.
Ты отряхиваешь мокрые волосы рукавом пальто, прижимая его край к ладони, чтобы у него не оставалось выбора и, взъерошенный, наконец поднимаешь глаза на Теодора. Тебе не хочется поздравлять, не хочется оглашения желаний. Последние дни о ненаступившем празднике ты даже думаешь шепотом, хотя до этого считал себя законченным оптимистом, но, видимо, даже у твоей надежды есть границы разумного.
- Прости, - протягиваешь руку, почти полностью демонстрируя внутреннюю сторону ладони, для рукопожатия, - Я налегке. - Неловкость усугубляется, когда ты смотришь на Кристиана. Как ни странно, за все время, которое вы знакомы с Ноттом - впервые. Однако часы приема у самой важной персоны были расписаны по секундам, и ты решаешь, что это может подождать. - Чудесный парень, - улыбаешься и произносишь вполне себе вслух прежде, чем, оборачиваясь, подтолкнуть дверь мыском ноги и ее захлопнуть.

Ты занимаешься тем, чем занимаешься каждый день. Отпаиваешь надежду валерьянкой и снова двигаешься вперед. Как и все вы. Раз за разом - и на абордаж. Пожалуй, это был один из тех редких случаев, когда ты считал честью быть частью. Толпы? Нет, не толпы. При всей своей обыденной красноречивости ты сейчас не можешь подобрать слов.
Тебе кажется, что оно и к лучшему.

Отредактировано Alexander Hoult (2012-12-28 02:23:55)