Тяжелая голова, дикая усталость, и провал в памяти. Я замерз, вымотался, и не помню ничего из того, что делал. Слишком много всего произошло за эти дни, слишком много надежд без оправданий. Желание забыться. Случайный маггловский паб, тяжелая дверь, тепло, пахнувшее в лицо. Расстегивая пальто, уверенные шаги к барной стойке. Оглядываюсь по сторонам, изучая обстановку и ища столик на примете, но пока решаю остаться за стойкой, занимая высокий стул.
- Чивас со льдом, - рассеянный взгляд на наручные часы, остановившиеся в четверть пятого. Я потерялся во времени. Но сейчас алкоголь побежит по горлу, согревая, придавая сил и растворяя неприятности в приятном жидком золоте, и время не будет иметь никакого значения.  Поворачиваю голову, замечая приятную девушку рядом. Легкая улыбка, и взгляд устремляется к возникшему в руках бокалу виски. Незамедлительный глоток, и прикрытые в наслаждении глаза.  Достаю портсигар и прикуриваю сигарилу с вишневым ароматом. Кажется, распробовал и оценил, в отличие от первого раза. Приятный глубокий вдох. 
Лицо девушки рядом кажется знакомым, и эта мысль настойчиво портит вечер. Новый взгляд в ее сторону и очередная улыбка дружелюбия.
- Хороший вечер? – всего лишь вежливость, а заодно попытка расслабиться, не пытаясь вспомнить, где мог ее видеть раньше. Тем не менее, изучающе-оценивающий взгляд  скользит по лицу, фигуре, оценивая позу, ища ответы на незаданные вопросы в глазах.

- Это маловероятно, - грустная усмешка пока выдыхаешь дым в потолок. Какое-то внутренне бессилье. Состояние – дождь и буря в окно. Тягостные дни ожидания. Тогда так поверил, видимо слишком надеялся, а сегодня все кажется сном и ложью. Выдыхаю, растворяя горький привкус отчаянья в дыму. Звучит негромкая музыка, все как-то меланхолично и замедленно. Начинаю согреваться, смешиваясь с  атмосферой, расслабляясь, замедляясь, потягивая виски, неторопливо куря. Разговор с большими паузами, но они меня не напрягают, они длятся ровно столько, сколько мне нужно, чтобы найти баланс и не раздражаться на себя от мыслей.
Повернуть голову, заметить легкую улыбку и задержать взгляд.
- Вы мне кого-то напоминаете, - усмешка на губах, а взгляд в бокал, - я не пытаюсь флиртовать, честное слово, просто очень знакомое лицо.
По сути это не так важно, но не дает покоя, привлекая внимание. Стоит вспомнить, и можно будет легко забыть и выкинуть из головы, возвращаясь только к виски и собственным мыслям. Но пока…
- Бармен, еще порцию, - пододвигаю осушенный бокал с подтаявшим льдом, беглый взгляд к блондинке рядом, - и девушке тоже.
Левая рука опускается в карман, нащупывая там небольшой пакетик. Перекладываю его в карман брюк, не поднимаясь снимаю пальто и кидаю его на барную стойку, слева от себя. Снова пробегаюсь взглядом по помещению, отмечая, что многие столики все еще пусты и возвращаюсь взглядом к блондинке справа.
- Почему в одиночестве в канун Рождества? – а ведь праздничная ночь и вправду уже не за горами. И все последние годы я встречал его один. Хотя как «встречал» - наблюдал за его приходом.  Даже не ставил дома елку, хоть и было на что и было куда. Какой-то невостребованный праздник. Пора бы что-то в этом изменить.

Взгляд возвращается к блондинке. Нет, скорее она возвращает его к себе. Своим вопросом, слишком прямым и неожиданным. Что это? Флирт на грани отчаянья? Или побег  от себя? Что-то до боли знакомое… как когда возвращаешься домой по пустынной темной улочке, идешь трезвый или чуть покачиваясь, идешь совсем один… Один. Вот главное слово, самое страшное в английском языке. Безжалостный убийца. "Ад" - просто его неудачный синоним. Беспробудное одиночество на дне ее глаз отражает мое собственное, одиночество еще миллиона англичан и приезжих, магглов и волшебников, почти каждого из нас. Наверное этим-то она так и знакома.
Все еще взгляд в глаза, изучающий, а она, уже смутившись, начинает объяснять.
- Моток проводов, - зачем-то повторяю вслух, пытаясь понять, что это значит и как связано с Рождеством.
Улыбка на ее слова, но мимолетная, потухшая, едва успела появиться, как реакция на принятие факта, не более того.
- Блейз, - говорю, туша сигарету в пепельнице, поднимаясь и кивая бармену в сторону столика, куда следует подать мне новый напиток, а желательно и источник его пополнения. Подхватив пальто, направляюсь в глубокую тень столика, останавливаюсь, оглядываясь на блондинку:
-  Идешь?
Сев на мягкий кожаный диван, какие часто бывают в стрип-барах, автоматически ощупываю карман брюк и достаю небольшой пакетик, зажимая его в ладони. Бегло оглядываю зал. Когда виски и лед оказываются на столе, а флегматичный бармен уходит, начинается приготовление. Кидаю два кубика льда в пустой бокал, наливаю виски на четверть бокала. Пододвигаю пепельницу к себе, спички и  пачка сигарил ложатся рядом. Волшебный пакетик все еще зажат в руке.

Сцепив руки в замок, складываю их на столе, вместо сигареты уголком губ зажимаю зубочистку, покусывая ее кончик. Обращенный на девушку тяжелый усталый взгляд – реакция на вопрос. Она сидит рядом в вполоборота. Она пьет виски. Она думает, говорит, задает вопросы. Она скована и чувствует неловкость.  У нее светлые волосы и пронзительно-голубые глаза. Она мила. А я когда-то был предвзятым и очень разборчивым.
«Достаточно хороша для тебя, Забини?» - частенько с усмешкой спрашивала Паркинсон, оценивая ту или иную студентку. Я задумывался, перечисляя недостатки и акцентируя достоинства, и выносил окончательный вердикт.  Все меняется, приходится подстраиваться, ущемлять себя, переступать, не замечать.
Достаточно хороша для тебя, Забини? Мягкие черты лица, светлая кожа, выразительные глаза. Достаточно хороша? Усталый взгляд, глубокие тени под глазами. Хороша? Нежные губы, хрупкие руки, потерянный взгляд.
Ухмылочка, выдох с приглушенным смешком, словно в ответ на прозвучавший вопрос, и взгляд в бокал. Жадный глоток. Разжатая ладонь, и пальцы уже бережно разрывают пакетик, высыпая содержимое двумя тонкими дорожками на правую руку.  Зажатая ноздря и путь вдоха по внешней стороне большого пальца к запястью; и второй по указательному, вбирая в себя каждую крупинку белого порошка. Глубокий вдох, шмгнуть носом и откинуться на спинку дивана, запрокинув голову назад и прикрывая глаза, теряясь в легком тумане.
Минуты неподвижности, только вдохи и выдохи, пустота в мыслях достигается непростым путем. Стираются дни, мутнеет работа, тают лица, бесконечная прямая в делах. Баланс и гармония. Все прекрасно.  Вдох и выдох. Легкая улыбка зарождается на губах. Глубокий вдох. Закрытые глаза, приглушенная музыка. Выдох. Резко открыть глаза и сесть ровно, облокотившись локтями о стол. Глоток шотландского виски, и взглядом пробежаться по бару.
- Здесь очень уныло,  паршивенький паб, - на лице гримаса презрения.
- Пойдем ко мне? – взгляд на Вайлет, ухмылка и вскинутая бровь.
Потянуться, провести рукой по волосам, подняться  и небрежно кинуть деньги на стол. Оплата по двум счетам с запасом и чай.

Надеваю пальто, вспоминая, где я, застегиваюсь, не глядя на Вайлет ни секунды. Ощупываю карманы, проверяя наличие ключей. Сигарилы и спички со стола.
-  Играть в шахматы? – прощальный взгляд на столик, убеждаясь, что ничего не забыл. Быстрые шаги к выходу, открытая и придержанная дверь. Все же иногда привитые манеры меня не покидают, жаль, что привито так мало… и еще множество жаль сметаются порывам ветра со снегом.
Уже стемнело, заметно похолодало. Руки в карманы пальто, поднятый воротник, ссутуленная спина и шея, вжатая в плечи. Думается, что возможно, этой ночью, в это Рождество я и сам паду жертвой маньяка, которого безуспешно пытаюсь найти. Или у него будет сегодня перерыв? Может быть, он отмечает этот праздник? Туман в голове мягко укутывает эти мысли саванном, отправляя куда-то на задворки сознания.
- Ты голодна? – вспоминаю, что есть из еды дома, удивляясь, что мне пришло в голову этим вообще поинтересоваться. Что-то быть должно, хотя сам я редко питаюсь крайне редко, а гостей не наблюдалось с момента покупки этой квартиры. Странный выбор человека, которому первому суждено будет переступить этот порог. Вспоминается, в каком виде оставил дом, каким оставляю его каждое утро, каким он должен видеться со стороны с грудой всякого хлама. Но это неважно, важно вспомнить, что оставил на столе, и что есть на виду из того, что должно быть сокрыто. Кажется, я вполне пристойно живу, точнее ночую. Двадцать четвертое число… Меня двое суток не было дома.

- Что-то есть, - почему-то уклончивый ответ, хотя точно знаю, что выпить у меня дома есть всегда, в больших количествах и разнообразии.
- Уже почти пришли, - легкость в голове, взгляд под ноги, и равнодушие в голосе.
Она слишком легко одета для зимы, она слишком мерзнет. А дома у меня не намного теплей. Маггловкое отопление работает отлично, но холодно как в склепе. Все окна настежь. Предпочитаю не спать в тепле. Она в отчаянии и не поспевает за мной. Она хватается за мой локоть. Замедляю шаг и молча высвобождаю из хватки руку. Обнимаю Вайлет за плечи, прижимая к себе.  Наверное, ей так должно стать немного теплей, немного надежней, немного безопаснее.
Еще два квартала и мы подходим к дому к открытым дверям в темный подъезд. Входя, тут же стряхиваю снег с пальто и немного с обуви, чтобы не скользить. Беру Вайлет за руку, уверенно двигаясь в темноте вверх по лестнице на третий этаж. Лампа на лестничной площадке этажом выше тускло светит, на моем этаже и везде внизу они отсутствуют напрочь. Отпускаю руку, нащупываю в кармане ключи, с первой же попытки попадаю ими в замоки. Четыре щелчка, и
толкаю дверь  вперед, проходя в прихожую и нащупывая рукой выключатель.
- Проходи, - загорается свет.
У меня нет лишних вещей. В маленькой прихожей слишком просторно: только зажженный торшер в углу – единственный здесь источник света - и тумба, куда я обычно, как и сейчас, кидаю снятое пальто и бросаю ключи.
Прихожая плавным коротким коридором влево переходит в кухню, а свернув по пути на кухню по коридору направо, можно увидеть две двери: слева ванная, справа - единственная комната спальня-кабинет. Там большое окно, распахнутое настежь, впускает ночь и зиму, раздувая белую тюль и колыхая не задернутые темные портьеры.  Рядом идеально заправленная двуспальная кровать, слева у стены деревянный стол с запертыми выдвижными ящиками, где хранятся документы.  Рядом широкое удобное кресло. Небольшой угловой шкаф, где умещаются немногочисленные вещи. Пол в комнате покрывает толстый ковер,  на стенах темные обои, ни картин, ни фотографий, ни вырезок из газет.  На столе позабыты стакан, ложка, бутылочка лауданума, пепельница с тремя окурками и абсент.
- Располагайся, - проходя в комнату, тут же иду закрывать окно, немного считаясь с комфортом внезапной гостьи и лишь потом включать свет настольной лампы. Все чаще я тут зажигаю свечи.
- Будешь… - взгляд скользит по столу, память подсказывает содержимое шкафа на кухне, - виски, вино, коньяк?

Виски. Безо льда. Расстегивая верхние пуговицы рубашки, пройти  на кухню. Не включая свет,  закрыть окно и здесь. Достать из шкафа бокал и наполнить его виски почти до краев. Алкоголь – вот наиболее вульгарный из всех когда-либо изобретенных наркотиков. И он не запрещен законом.  Секундное замешательство, и бутылка виски все же с собой.  Разуться в прихожей, оставляя легко снимающиеся ботинки у тумбы и обратно в комнату, куда уже прошла гостья.
Милый – любопытная характеристика этого места. Сам бы я сказал «удобный», но, разумеется, только для меня. Я бы сказал «пустой», «аскетичный», «темный», «мрачный», «холодный», «немой», но никак не «милый». Впрочем, вероятно, это неудачная вежливость и не более того. Впрочем, это не имеет никакого значения, можно даже не реагировать и не отвечать. Поставить бутылку виски на стол вместе с бокалом, зажечь принесенную из кухни свечу и выключить лампу – слишком яркую сейчас для моих глаз с неимоверно расширенными зрачками после приема кокаина. Обернуться, чтобы встретиться взглядом. Она находится неожиданно близко, чувствуется ее дыхание на шее.
- Ни в коем случае, - отдать ей наполненный бокал, освобождая себе руки, обвивая ее за талию, прижимая к себе. Откинуть назад светлые волосы, открывая шею, касаясь ее губами дорожкой к уху, закусывая мочку и тут же отпуская. Рука скользит по волосам, шее, спине, обнимает за плечи, пока вторая спускается ниже талии, ныряет под вязанную кофточку, касаясь тела теплом.  Смесь аромата духов с ее собственным, чуть пропитанным алкоголем и табаком.  Глубокий вдох. Никто не хорош настолько, насколько оказывается в голове. Ничто не возбуждает так, как собственная фантазия. Прикрыть глаза, отдаваясь миру иллюзий.

Голову начинает туманить опьянение, эйфория и острые, как никогда ощущения, искусственно усиленные. На губах блуждает полуулыбка, зрачки расширяются, глаза блестят, тело горит. Руки обнимают за талию, поглаживая спину, и порывом стягивают кофту через голову, откидывая ненужный элемент одежды куда-то за спину. Губы покрывают поцелуями шею и плечи. На мгновение оторваться от нежности тела, улыбнуться, закружить, как в танце. Обнять за талию и, приподняв, усадить на стол, оказавшийся за спиной. Стянуть с себя рубашку и не заботиться о том, куда упадет она, чуть напрячься под ощущением ееногтей. Раздвинув ноги Вайлет, придвинуть ее к себе за бедра, впиваясь поцелуем в губы, глотая сладковатый привкус вперемешку с алкоголем. Пальцы перебирают шелк волос у корней, ладонь медленно спускается от основания шеи по позвоночнику к талии, поглаживая кожу, поднимаясь выше, лаская грудь.  Руки опускаются по бедрам  к ширинке джинс, где, немного повозившись, все же обретают успех. Приподнять за бедра, позволяя обнять себя за шею, увлеченно целуя ее, и стянуть узкие джинсы почти до колен. Вынужденно отстраниться, чтобы избавиться от них совсем, бросив на пол. Пробежаться пальцами по вытянутой ножке, останавливаясь на мгновение на бедрах и обнимая их, прижимая к себе, стремительно сокращая разделяющее пространство.  Заключить лицо обеими руками, даря поцелуй и опрокидывая на столешницу, спускаясь губами по вытянутой шее, к вздымающейся груди. Частые вдохи, горячее дыхание. Пустота в голове, сосредоточенность действий.

Ее сдавленный стон вызывает улыбку, а затем какой-то странный щелчок в голове. Какая-то обыденность слетела, как вуаль, обнажая вечер и чувства. Улетучилась похоть и слепая страсть, уступив место какому-то едва ощутимому трепету и желанию чего-то большего, чем обычная ночь. Влияние кануна Рождества или наркотик изменил восприятие?
Гладкое тело под руками горело желанием, томилось ожиданием, тут же отзываясь  жаждой продлить муку. Медленные и осторожные поцелуи в шею, чуть спускаясь к плечу, ключицам. Горячее дыхание обдает грудь, позволяя лишь слегка, едва ощутимо коснуться губами соска. Руки заскользили по телу нежно и ласково, заставляя вздрагивать от легких прикосновений. Чувствуется, как она все теснее и крепче прижимается, обвивает ногами бедра, прижимая к себе еще ближе. Оба дыхания становятся сбивчивыми, громкими и учащенными. Губы обхватывают вершину груди, а рука поглаживает внутреннюю сторону бедер, осторожно стягивая белье. Влажная дорожка к пупку и обратно, покрывая каждый миллиметр кожи поцелуями, слегка касаясь языком. Убрав ненужные остатки одежды, рука вновь заскользила по бедрам, касаясь ее лона. Ресницы ее прикрытых глаз трепетали, а из приоткрытых губ вырывались вздохи и негромкие протяжные стоны, приглушаемые тут же закусыванием губы. По ее телу пробегала приятная дрожь, а грудь призывно вздымалась. Чувствовался обжигающий жар ее тела, казалось, нагревающий комнату в считанные секунды. Ее желание повисло в воздухе.
Оценивающий взгляд сменился  победной улыбкой. Блейз неожиданно резко,  с силой и страстью обнял ее бедра и вошел в нее, погружаясь в блаженство. С наслаждением закрывая глаза, шумно дыша и запрокидывая назад голову, он не прекращал ритмичных движений, постепенно ускоряя ритм, напрягаясь, подаваясь вперед с новой силой, стремясь проникнуть как можно глубже.

Ускоренный темп, нарастающий с каждой секундой, вот-вот готовый вылиться экстазом через какие-то мгновения. Неимоверным усилием воли отстраниться, отступая на шаг, вопреки желанию оказаться ближе, продвинуться глубже, крепко сжать, погружаясь в сладкий запах волос и кожи. А потом закрыться, забыться, прикрыть глаза и не вспоминать. Отстраниться порывисто и резко, уклоняясь от касания щеки. Отстраниться, чтобы грубо стянуть со стола, властным движением руки заставляя опуститься на колени. Извини, ты рано расслабилась. Рука ложится на затылок, впиваясь пальцами в светлые волосы,   в то время, как вторая продлевает экстаз, готовя к финалу. Все, что интересует сейчас – аккуратный маленький ротик с раскрасневшимися от покусывания губами. Все что нужно сейчас – нежный теплый язычок, готовый слизать все до капли. Все, что еще можно заметить в тусклом освещении почти догоревшей свечи – широко распахнутые глаза, горящие необъяснимым блеском, возможно наслаждения, возможно обиды, возможно предвкушения – сейчас плевать на причины. Есть только нарастающий импульс, срывающий протяжный стон с губ и ее нежный волнующий ротик. Захлестнувшая волна, и рука сильнее сжимает волосы на ее затылке, не позволяя делать какие-то лишние движения, кроме тех, что нужны мне.
Облегченный выдох и накатившая усталость. Стереть рукой пот со лба, пропитавший волосы. Самое время наклониться и вернуть на бедра спущенные брюки и нижнее белье, удовлетворенно щелкнув пряжкой ремня.  Протянуть ладонь, помогая подняться. Стоило бы предложить какую-то одежду, но у меня ее слишком немного.
- Не замерзнешь? – взгляд падает на рубашку на полу и, прежде, чем успеваю подумать,  наклоняюсь к ней, протягивая ее Вайлет.
Дико хочется курить. Спички со стола и новые сигарилы из ящика, вспыхнувший огонек и долгий  вдох. Ощущение, что уже пережитый кайф вернулся вновь, обволакивая каждую клеточку мозга эйфорией. Подойти к окну, распахивая его настежь, позволяю холодному ветру врываться в комнату, раздувая занавески, и уносить с собой поселившееся здесь ненадолго тепло. Предпочитаю холод и сквозняки, остужающие голову, приводящие мысли в порядок, студящие чувства, выдувающие воспоминания. Выдох дыма в окно, и взгляд в звездное небо. Снег, укутавший улицы воздушным покрывалом, перестал. Облака рассеялись, открывая взору маленькие небесные огоньки Рождества. Волшебная завороженная тишина улиц вплетается в ванильный привкус дыма и щекочет ноздри. Три часа до полуночи.

Вторые сутки в бетонной коробке в компании рыбки, растворимого кофе и дешевого виски, испустившего свой последний вздох пару часов назад – пустая бутылка валяется рядом с кроватью. Ты листаешь справочники по колдомедицине, заполняя сознание новыми терминами, составами зелий, последовательностью пасов палочкой при снятии базовых проклятий, поглощаешь информацию тоннами, не позволяя себе отвлекаться на что-то другое, не думать о том, как и зачем лечила Рихтер, как встретила Блейза и что чувствовала при этом, не думать о том, что сегодня Рождество и ты вполне бы могла не сидеть одна в квартире, а заглянуть к кому-нибудь в гости, к Драко, или к Стар, или к Филу; или вытащить Кеннета в бар, заманить к себе Калин, радостно размахивая слизеринским шарфом и бутылкой шотландского виски, или Сэнди, в качестве флага используя полотенце с волком, или послать всех к чертям, забраться на каблуки и отправиться в маггловский клуб; у тебя немало вариантов, только вот после того, как глава Аврората неожиданно оказалась в числе твоих пациентов, от людей почему-то тошнит, тошнит как от виски в больших количествах, которое перестало почти перестало действовать: тебя только шатает немного, но голова остается предательски ясной. Ты жалеешь, что сейчас не в Мунго, не заполняешь карты, не варишь умиротворяющее в ожидании пациентов, обжегшихся при запускании шутих и фейерверков, пострадавших при еще какой-нибудь глупой случайности, от людей тебя там все равно бы тошнило, но не так сильно, как от запаха гниющего мяса на втором этаже в отделении для тяжелораненных; но тебе самой по злополучной случайности с мисс Рихтер связанной отменили все дежурства и в Рождество ты дома, читаешь рыбке вслух про то, чем могла бы заниматься на практике.
От виски тебе душно, открытое окно не спасает, тебя тянет на улицу, так что, недолго думая, ты набрасываешь пальто на плечи , по привычке прячешь палочку в карман - рука сжимает бумажку, которую Забини дал тебе вчерашним утром, бумажку с его адресом.
Я обещала прийти…

В свете тусклого уличного фонаря перечитываешь прыгающие буквы, ладонью прикрывая их от летящего снега; аппарируешь в надежде, что, может быть, Блейз дома, может быть, он один, без своих новых министерских друзей – ты морщишься, пытаясь справиться с отвращением, которое вызывает лишь одна мысль о предательстве трехлетней давности и изменившейся жизни; и хочется вернуться обратно, к своему дому, но ты обещала, дала слово, а слово Булстроуд – ты ведь все еще считаешь себя Булстроуд - не может улетать в пустоту, как какой-то мусор.
В конце концов, чего я боюсь?

Чего я боюсь?
Разжимаешь кулак, смотришь на цифры на темной двери, смотришь на смятый клочок бумаги в ладони. Все правильно: носки твоих ботинок разукрашивают тающим снегом дверной коврик Забини.
Костяшки по дереву выбивают незамысловатую дробь, ты стоишь затаив дыхание и понять не можешь: ты пришла, потому что скучала, или потому что тебе придушить Блейза хочется.

Отредактировано Millicent Bulstrode (2012-12-26 20:43:25)

Стоит появиться ей, и мой мир угрожающе дрожит. Зима в нем начинает стремительно таять, обнажая неприглядное осеннее дерьмецо,  так красиво когда-то припорошенное снегом. Стоит появиться ей, и мое цунами «Прошлое» отмерзает, обрушиваясь на сонный город, смывая царящее хладнокровие и вымывая из крови алкоголь, никотин, кокаин, дофамин и остатки спокойствия. Стоит появиться ей, и я растворяюсь.
- То-то я думаю, он в кои-то веки пристойно выглядит, - не успев еще собраться с мыслями, с готовностью по привычке отвечаю я, не самым лестным образом мысленно поминая начальника.
Смятение. А еще чертовски рад ее видеть. Хотя и не надеялся. Верил слову, но так отчаянно ждал, что почти разочаровался. Казалось, это какая-то уловка. Казалось, злая шутка или игра, потому что с чего такая удача? Рождественское исполнение желания  суммой за двадцать один год? Или подарок на день рождения авансом?  Откуда столько воздуха для вдоха? Она – мой кислород.
Новая  встреча, и опять похожа на сон, почти как в тот раз, но в этот  я не буду возмутительно опрометчив. Кажется, что она напряжена и немного на взводе. Кажется, я немного на нервах. Кажется, что-то не так.
-Занят? – на лице отражается непонимание, секундой позже сменяющееся удрученным озарением. Опуская взгляд, оцениваю свой внешний вид, и впервые в жизни становится неловко. Успел забыть обо всем: о случайной встречной, о том, что пьян, что под кайфом, что едва одет и никогда не появлялся при ней в таком виде. Все испарилось в свете, упавшем на ее лицо.  Для некоторых людей никогда не бываешь занят, чем бы в этот момент не занимался.
- Ерунда, сражался с демоном, - слабая улыбка, шаг в сторону и широко распахнутая дверь, - проходи.

- Прислали? – несколько удивленное, пока вставляю в замочную скважину ключ и поворачиваю его на два оборота, оставляя в замке. Одна исправленная ошибка.
Если и прислали, то очень давно, так давно, что не помню, так тихо, что не заметил, как они поселились во мне. Сейчас мне шлют только искушения и грязь, чтобы я в очередной раз проигрывал своим внутренним демонам эту войну и падал все ниже и ниже, если все еще есть куда. Если эта бездонная пропасть имеет дно, определенно, я коснусь его в самое ближайшее время, возможно, даже до наступления следующего года.  Уже испробовал все: предательство, алкоголь, наркотики, секс, драки, кражи, азартные игры, шатание по притонам, стрип-клубам, опустился до магглов, вот и дошел до того, что приводить этих ничтожеств к себе домой – оказался еще на ступень ниже. Вот бы толкнул уже кто-то, чтобы полетел кубарем и свернул себе шею, пока не пал еще ниже, пока не совершил убийство. Пока совершил его только в себе, пока летят в пропасть только прошлые привычки, прошлые принципы и убеждения. И некоторые из них все еще пытаются жить.
Поспешно спрятать палочку и повернуться, намереваясь помочь Милли снять пальто, но она никогда не была терпелива в ожидании. Остается лишь поспешить вслед, хотя куда-куда, а проводить ее сразу в комнату в планы не входило. Сегодняшний вечер – сплошная внеплановость, череда случайных событий.
Милой маггле придется спешно собраться, вероятно, поехать домой на такси, если сможет его найти, или пойти пешком, или пропасть – сейчас плевать на это, но она исчезнет.
Останавливаясь позади Милли, взглядом ищу свою рубашку на полу. Нахожу ее на Вайлет. Мысленно выругаться и подойти к шкафу, извлекая оттуда другую, спешно надевая ее и начиная застегивать, находя в этом моральное удовлетворение, успокоение  останков принципов и убеждений. Застегивая манжеты, реагируешь на голос, поднимая на Милли взгляд, сменяющийся недоумением.
-Знакомых? – взгляд на Вайлет, словно видишь ее в первый раз, затем взгляд на Миллисенту.
- С каких пор у тебя знакомые среди магглов? – она явно не блефует, либо виртуозно освоила легилименцию, вот только зачем ей лгать?
- Милли, постой, - резкое движение вслед за Булстроуд, чтобы поймать за руку, схватить за запястье излишне сильно и грубо, но остановить, задержать хоть на мгновения, за которые можно попробовать успеть осмыслить ситуацию, хоть что-то понять.