Джемма умела следовать указаниям. В нее вбили это умение, постепенно и болезненно, и потому она даже вопросов задавать не стала. Только удивленно посмотрела на Тома, когда тот сказал что-то о необходимости обратиться, не совсем понимая, что он имеет в виду и, думая, не ослышалась ли она. Джемма умела не задавать лишних вопросов.
Она крепче сжимала ладонь Тома, следуя за ним, и поймала себя на мысли о том, что ее даже не волнует, куда они идут. Ощущение нереальности происходящего не покидало ее. Мелькавшие перед ее глазами лица, полуразрушенные здания, платформа, осужденный, палач и его орудие – все это казалось частью какого-то странного, не совсем правильного сна. Ей уже случалось путать явь и вымысел, настоящее и воспоминания.
«Может, я и в самом деле сплю или брежу?» – пугается она, а потом утешает себя тем, что добрых снов ей никогда не снилось. Сейчас это наяву.
Она моргает несколько раз, пытается сфокусировать взгляд на Крисе, которому вздумалось толкнуть речь, вызвать полное недовольства перешептывание в рядах господ и молчаливое одобрение рабов. Крис говорил и говорил, никто не смел заставить его замолчать, таковы правила. Каждый из осужденных обычно заявляет, что ни в чем не виновен, а Крис не стал твердить об этом в сотый раз, как точно так же твердили до него. Но Джемма все равно его не слушала и даже не воспринимала его слова всерьез. Зачем сотрясать воздух, если время вспять не повернуть? Если Крис выживет, то Джемма непременно задаст ему этот вопрос. А сейчас его шансы все еще были сомнительны, но он улыбался, как когда-то в стенах Хогвартса. Сейчас Джемма почти уважала его за это, за умение улыбнуться смерти, посмеяться судьбе в лицо, она ведь чувствовала, что он, как никто другой, хочет жить.
«Ты молодец. Ты встретился со смертью глазами и даже не отвел взгляда. А я так не умела никогда»
Бесконечно долгую секунду чистокровная леди завидовала магглорожденному оборванцу. А потом серо-черный дым поглотил все и настало время действовать. Паника охватила ничего не подозревающую толпу. Беспорядочно заметались, забегали в искусственном тумане ослепительные разноцветные вспышки заклинаний. Шум, хаос, паника. А Джемма так и не поняла, когда она успела выхватить свою волшебную палочку из рукава мантии, когда начала посылать свои заклятия в каждого, кто пытался приблизиться к платформе.
Вдруг замутило и в то же время стало очень легко – так, наверное, чувствуют себя те, кого отправляют на виселицу. Под ногами табурет, на шее петля, руки связаны за спиной, взгляд устремлен в орущую толпу и нет веры в то, что это и в самом деле конец.
«Я свободна» – эта мысль была так прекрасна, что хотелось кричать, прыгать, плакать от радости. И удивительным образом одновременно хотелось спрятать палочку, сделать вид, будто ничего не было, – при мысли о том, что муж непременно узнает о ее своевольной выходке. Наказание наверняка окажется хуже, чем все, что выпадало на ее долю до этого.
«Да я просто идиотка. Поздно уже об этом думать, поздно»
Ноги, непривычно и сладостно легкие, будто бы сами несут ее вперед. Дальше, к платформе, где Том уже освобождает своего друга. Только Джемма не видит их. Не слышит криков и визгов, хруста переламывающихся костей. Она несколько раз едва ли не падает, наступая на умирающих жертв этого хаоса, но не отдает себе отчета даже в этом. Ее выпустили на свободу – она глотнула всей грудью рвущий горло сырой воздух и метала заклинания в каждого, кто мог бы загнать ее обратно в ее личную тюрьму.
Воздух пахнет кровью и страхом. Воздух накаляется и Джемме приходится расстегнуть мантию. С трудом получается удержаться от того, чтобы не сбросить ставший тяжелой ношей предмет одежды.
Джемма бежит, Джемма защищается, забыв мир, забыв себя, абсолютно счастливая - это единственные мгновения радости, которые теперь были ей дозволены. Перед глазами во всеобщем хаосе вспышек и тел мелькнуло лицо, похожее на лицо из ее кошмаров; потом оно исчезло, а может, Джемме просто почудилось. Людей на пути было много, препятствий – тоже, и это было так чудесно…
Но она использует слишком много заклинаний и так быстро устает, что вновь слышит. Слышит, что крики стали громче, что вложено в них еще больше неподдельного ужаса. И Джемма оглядывается, пытаясь понять, в чем дело. И закрывает рот ладонью, чтобы тоже не закричать во весь голос.
Она смотрела на Тома, а вернее на то, во что он превращался. Тело его, будто у оборотня, менялось. Джемме посчастливилось никогда не встречаться с оборотнями в моменты их обращения, но познаний в ЗОТИ на уровне третьего курса было достаточно, чтобы понять, что Том не оборотень, он анимаг. Он контролирует себя и свои действия, нет смысла его бояться. И все же, как он был похож на чудовище сейчас… Джемма видела очень много чудовищ, и все равно отшатнулась, и все равно ее бросило в пот. Так странно – словно до этого она не покрылась даже испариной.
Где-то совсем рядом сражался Крис – так близко, что Джемма слышала его тяжелое, прерывистое дыхание. Или это только казалось ей? Она не знала, она просто отступала назад, зажав рот ладонью, спотыкаясь о неподвижные тела. Она смотрела. Неотрывно наблюдала за тем, как огромный ирландский волкодав разрывает живых людей в клочья. И это больше не люди, а месиво мяса, костей и крови… так много крови.
Джемма почувствовала, как ее желудок сжимается. Ей показалось, что вверху надрывно и нетерпеливо кричат вороны, дожидаясь скорого пира. Ей не страшно, она просто будто бы окаменела, будто бы в одночасье забыла о том, что она должна была делать. Она должна была прикрыть Тома, он же говорил «если придется обратиться». Он ее предупреждал, а она не смогла его понять. Не смогла или не захотела?
Она была такой легкой мишенью сейчас. Только одно заклинание - и она мертва. Она даже не успела бы понять ничего. Она и оставалась жива до этого времени только потому, что невольно ушла из эпицентра сражения. Зря она это сделала.
– Вот чего стоит твоя преданность, – раздался голос из ее кошмаров.
«Нет. Пожалуйста. Только не это. Я была уже так близка»
Антонин Долохов возник перед ней из ниоткуда, она едва успела направить в него палочку и едва ли была готова сражаться с ним. Какие у нее шансы? Он ведь, боггарт его побери, в разы сильнее, талантливее и опытнее ее. Кто она такая на его фоне? С чего она вдруг вообразила, что сможет от него сбежать?
«Я ведь знала, это ловушка, ловушка, ловушка…»
– Мне понравилось, как ты отважно сражалась, – сказал он так небрежно, будто бы вокруг и не происходило ничего. Будто бы люди не умирали, будто бы не раздавались душераздирающие крики. – Устроишь такое представление еще раз? Для меня? – он засмеялся. – Ты и вправду думаешь, что все это, все это случайность? Даже после того, как я лично послал тебя сюда? Хотя следует отдать тебе должное, я не думал, что ты потащишься спасать этого ублюдка. Верно, я тебя недооценил.
Он говорил, а Джемма не испытывала ничего, ни страха, ни разочарования, ни злобы, она просто тупо смотрела в пространство перед собой, застыв, как неживая. Она проиграла.
Он перевел взгляд на волшебную палочку, судорожно зажатую в ее руке и направленную на него.
– Лучше опусти это, – со вздохом сказал он, – а то еще себе навредишь, чего доброго.
Джемма не пошевелилась. Выражение его лица ожесточилось.
– Ладно, – он направил свою палочку на нее и можно было не сомневаться на счет того, кто первый обезоружит своего оппонента. Не подчиниться было бы глупым, и Джемма опустила руку. Палочка все равно оставалась при ней, но это ее не ободряло ничуть.
– Ты знал, - едва шевеля губами произнесла она. – Ты все знал.
– Все мы знали, – хмыкнул Антонин и Джемма прекрасно понимала, кого он имеет в виду под этим "мы". Пожиратели Смерти, которые ныне именовались доблестными аврорами и уважаемыми чиновниками, знали о том, что друзья Криса явятся спасти его. Они наверняка знали и то, как друзья все провернут и куда они будут бежать. Сколько раз Джемма слышала такие истории: когда какой-то мятежник сдавал своих друзей. Или когда шпион Министерства просачивался в ряды мятежников и сливал всю информацию. Сколько раз уже такое происходило и вот оно случилось снова. Только власти не стали препятствовать свершению спасительной операции, которая стоила жизни очень многим.
«Почему?» – Джемма готова была задать этот вопрос, но тут же сама нашлась с ответом. Власти не остановили этот акт мятежа по той же причине, что не перебили всех до одного мятежников, будучи осведомленными об их месте нахождения. – «Потому что они хотели, чтобы так было. Потому что им это выгодно»
Теперь появится лишний повод вновь открыть охоту на "маггловских выродков" и вновь не знать пощады. Такой замечательный повод, они ведь опасны для общества, они угроза мирной жизни, они чума этого чудесного нового мира. После мясорубки на Трафальгарской площади никто не станет с этим спорить.
«Что же я наделала… Что же мы все наделали?»
Она поступила дурно. Сколько бы она ни убеждала себя в том, что всего лишь хотела спасти человека по имени Крис, но в самом деле она думала лишь о себе. Лишь о том, что не может так жить. Но и не жить она не могла. А иначе позволила бы толпе затоптать себя или не отразила бы ни одного направленного в нее заклятия. И не был бы этот выбор правильным?
– Они убьют его? – спросила Джемма тихо. Так тихо, что голос ее тонул в хаотичном шуме. Но Антонин ее услышал. И понял, кого она имеет в виду.
– Конечно. Он пошел против системы и ты тоже. В этой стране такое карается смертью, – он скривился. – А теперь довольно разговоров, пошли.
«Нет. Не хочу»
И ей пришлось действовать отчаянно, опрометчиво и глупо. И смело, стоит отдать ей должное. Она резко подняла руку, направляя свою волшебную палочку на своего супруга, с ее губ готово было сорваться заклинание.
«Ты не понимаешь, это ловушка, игра, в которую ты не можешь выиграть…» – внутренний голос оказался чертовски прав.
Антонин оказался быстрее. Конечно, он оказался быстрее. У Джеммы была какая-то доля секунды, чтобы рассмотреть алую вспышку. Для нее боль всегда имела свой цвет. Какая ирония, он почему-то совпал с цветом вспышки от Круцио. Заклятье ударило в грудь, Джемма хрипло выдохнула, а потом сделала один шаг вперед, падая на колени и упираясь руками о влажные то ли от осадков, то ли от чужой крови каменные плиты. 
Когда ты чего-то боишься, оно обязательно тебя поймает. Беги быстрее, спасайся, не вписывайся в повороты, но ты никогда не сможешь убежать. Совершить побег. Спасения не существует. Замкнутая круговая порука, замкнутый круг.
Сначала все звуки ужасно обострились – чужие крики звучали так близко, что Джемме показалось – они рядом, наклонились и кричат, визжат, вопят… А потом невидимый и страшный кто-то начал ломать каждый сустав, каждую кость, чтобы Джемма больше никогда не посмела поднять палочку на того, кому заведомо проигрывает.
«Хватит!» – ей хотелось прокричать это слово. Прокричать оглушающе громко, пугающе громко, не своим голосом. Только шесть букв отчаяния, но они не произносятся, а во рту чувствуется вкус крови. Черные зрачки расширились, поглотив полностью весь хрусталик, превращая взгляд в одну сплошную, ужасно темную бездну. – «Пожалуйста, хватит»
Настоящая боль бывает только физическая. Когда невозможно дышать, когда хрустят кости, когда все тело бьется в агонии, когда хочется плакать, плакать отчаянно. Боль – это когда раскрываются раны, расползается, как дорогая ткань кожа, когда кровь хлещет тугой струей, когда каждая клеточка тела пропускает все страдание через себя. На фоне настоящей боли все проблемы мира кажутся такими ничтожными.
Антонин, похоже, торопился и потому пытка не продлилась долго. И Джемма была благодарна – в последний раз, когда она испытала на себе действие Круцио, судьба не была так милосердна к ней. Сейчас ей так хотелось упасть. Упасть и больше не вставать. Кровь из носа густым металлическим потоком текла по губам и Джемма торопливо вытерла ее тыльной стороной ладони.
– Дура, – как-то равнодушно выплюнул ее палач. И все же в его голосе можно было уловить разочарование. Он был недоволен, его молодая супруга повела себя неправильно, и это после всех уроков, которые он ей преподал. Как же так, она совсем ничему не учится. – Утопить бы тебя в твоей крови. Но теперь ты еще долго не умрешь, это я тебе обещаю.
Джемма свесила голову набок, кровь из носа капала на серые каменные плиты.
«Лучше сейчас меня убей. Ну пожалуйста»
А потом что-то случилось. Сперва Джемма даже не поняла, в чем дело. Просто Антонин Долохов покачнулся вперед, на его лице, исказившемся, были написаны изумление и ярость. Он выпустил палочку из рук, рухнул кулем наземь и больше не поднялся. Не веря, немея, Джемма подползла к его неподвижному телу и двумя пальцами нащупала сонную артерию на его шее.
Живой. Просто обездвижен. Джемма подняла голову и встретилась глазами с мальчишкой, тем самым мальчишкой, который, по словам Тома, запустил дымовые шашки в толпу. Как бишь его? Ах да, Дейв. Он, как и она, держался на расстоянии от всеобщей мясорубки, но Джемма все же смогла его разглядеть. И он смог увидеть ее. И он ее спас. Джемма сделала какой-то неопределенный взмах рукой, мол, «спасибо». Спасибо, за мной должок. Дейв залихватски отсалютовал ей в ответ, мол, «да не за что».
Джемма с трудом поднялась на ноги, кровь стучала в ее ушах. Первым делом она подняла палочку Антонина и тут же переломила ее пополам, наслаждаясь глухим звуком разламывающегося дерева. Сейчас для нее не было звука прекрасней. Затем она наложила заклятие пут на лежащего у ее ног Антонина, чтобы выиграть немного времени, чтобы успеть убежать. Чтобы у нее был хоть какой-то шанс.
«Ну пожалуйста»
Она могла бы прямо сейчас убить своего супруга и навсегда покончить с этим. Она все еще была слаба от количества израсходованной магии и пережитой агонии, но, возможно, она смогла бы найти в себе силы на последнее мощное заклинание. Она могла убить Антонина Долохова. Могла разрубить его в куски режущим заклинанием, могла запытать до смерти. Но этого мало, это все не то, потому что она никогда не смогла бы заставить его пережить тот ужас и стыд, который переживала сама каждый день в последние пару лет. Потому что она не умела унижать других намеренно. Убивать ее научили, неплохо так научили. Но при мысли о большем у нее отнимались ноги и темнело в глазах.
«Слабачка. Какая же ты слабачка, Джемма Фарли»
Она не могла больше оставаться на одном месте и бороться сама с собой, ее драгоценное время уходило как сквозь пальцы вода. И она побежала. Побежала, ведомая одним только стремлением, одним только именем. Это имя заставляло ее бороться даже тогда, когда сил уже не оставалось. Это имя заставляло ее отчаянно желать быть лучше, чем она есть на самом деле.
«Том»
Как она могла, как она только посмела оставить его там одного? Он силен в своей звериной форме, впечатляюще силен, даже страшен. Но врагов так много.
Как же странно, теперь ей бы следовало бояться Тома, а она за него боится.
«Имею ли я право его осуждать? Я тоже чудовище»
По мере того, как силы возвращаются к ней, она швыряет заклятия направо и налево, в каждого, кто похож на врага. Сперва это вполне безобидные заклятия – обездвиживающие, связывающие, ослепляющие. А когда ее волшебная палочка выпускает следующую вспышку, раздается ужасный хруст ломающихся костей и ее очередной оппонент, хрипя и булькая кровью, оседает на землю.
«Я тоже чудовище»
Она снова устает, но на этот раз усталость наваливается на нее постепенно. Будто бы предупреждает: у тебя мало времени, милочка. Поторопись.
Она вдруг вспоминает о Крисе. Ведь это его она спасает и постоянно забывает об этом. Получается так, что вместо спасения несправедливо осужденного, она спасает саму себя. И это так на нее похоже, что она рассмеялась бы, будь у нее сейчас такая возможность. Она всегда печется только сама о себе, пусть и пытается убедить себя же в обратном.
Она оборачивается, пытаясь найти взглядом внушительную фигуру Криса, и расплачивается за это – одно из шальных заклятий попадает в нее. Но ей везет, как же ей везет, ее просто оглушили и она не слышит больше ничего. Только видит, как серо-черный дым постепенно рассеивается, становятся видны многочисленные тела, усеивающие Трафальгарскую площадь. Рабы и господа, богатые и бедные – они все одинаково уродливы с торчащими из плоти костями, вываливающимися внутренностями, сломанными черепами, изуродованными лицами… Они все одинаково обагрены собственной и чужой кровью.
«Так много крови…»
Джемма едва успевает отбивать летящие в нее заклятия – противников все еще так много, а она так устала. Ноги подкашиваются, руки дрожат, а она все еще ищет взглядом Криса.
«Где же ты?»
И она видит его. И она понимает, что он мертв. Можно было утешиться тем, что он все еще жив, просто обездвижен или парализован. Просто без сознания. А может это даже не он… Но Джемма смотрит на залитое кровью тело и понимает, что это Крис и он мертв. Ничего не вышло, она не смогла помочь. Она плохо старалась.
Голова кружится, губы едва произносят заклинания и она чувствует, что еще немного и ей конец. Но огромный волкодав на самого бойкого из ее врагов. Остальные увидели уже достаточно много, чтобы не испугаться и не унести ноги. В конце концов, каждый сам за себя, это верно.
Джемма смотрит на волкодава и говорит себе, что все в порядке, это Том. Это Том, он жив и она жива – что еще нужно? Только что-то не складывается, не сходится в ее голове и она медлит, хотя и прекрасно понимает, что должна делать сейчас. Барьер так близко, ей стоит только пересечь его и она сможет аппарировать куда угодно. Куда угодно, подальше от всего, что она натворила. Неужели побег возможен?
После паузы, которая показалась ей бесконечностью, Джемма кивает и бежит. Снова бежит, хотя, кажется, сил уже не осталось. Каблук правой туфельки застревает в щели, образовавшейся посреди одной из плит, и Джемма шипит точно рассерженная кошка. Затем без промедления сбрасывает обувь и бежит дальше в одних только чулках. Холод плит обжигает кожу, мелкие осколки впиваются в ступни, но ей все равно. Ведь побег возможен.
Она останавливается, оборачивается, ищет глазами Тома. И видит именно его, а не волкодава. И ей спокойнее, потому что в ее голове кровожадное чудовище и ее Том все еще никак воспринимаются как одно и то же существо. У нее просто не было времени свыкнуться с этой мыслью.
Еле дыша, она хватает Тома за руку. Они прошли через все это вместе, они и сбежат вместе. Иначе и быть не может. Только бы хватило сил на аппарацию. Только бы хватило сил.
Джемма зажмуривает глаза крепко-крепко, ей нужно сосредоточиться, чтобы не лишиться сознания в процессе перемещения в пространстве. Ей никогда не нравилось аппарировать, это вызывало такой дискомфорт. Будто кто-то пытается позвоночник из тебя выдернуть. Земля уходит из-под ног, голова кружится еще пуще прежнего, а когда Джемма снова открывает глаза, то видит бордово-желто-красные листья, вспугнутыми канарейками слетающие с ветвей. Длинные вечерние тени, грифельно-черными кляксами на огненно-рыжем ковре под ногами. Черные стволы деревьев, их голые ветви, похожие на чугунные плетенья ограды вокруг дома Джеммы.
А Джемма больше не держится на ногах. Не только не может, но и не хочет. Медленно, но небрежно она опускается на ковер из листьев, на сухую траву. Шершавая кора до боли впечатывается в затылок и спину. Джема обнимает себя за плечи и пытается отдышаться.
– Я не знала, что ты анимаг, – произносит она и, услышав собственный голос, понимает, что слух вновь вернулся к ней. Только ей почему-то все равно.
Было так странно не знать чего-то о Томе. И в краткое мгновение, исполненное вязкого черного ужаса, Джемма поняла, что, наверное, никогда его не знала. Да и откуда бы? Не то чтобы они были знакомы всю жизнь…
А дальше она сказала то, что знала уже целую вечность, а в самом деле только несколько минут:
– Ничего не получилось, да? Они убили Криса. Все было напрасно, – она подтянула ноги под себя. Ступни кровоточили, на кремовых чулках разрастались ярко-алые пятна крови. Подол платья был весь изорван, перепачкан в смеси из грязи и, опять-таки, крови.
«Так много крови…»
Перед глазами Джеммы возникали картинки совсем недавних воспоминаний: изуродованные трупы, алая вспышка Круцио, чудовище с окровавленными клыками… У Джеммы был договор со страхом: страх ждал, пока все останется позади, и только тогда являлся, в единый миг изливая на нее всю свою звериную мощь. Ей показалось, что ее сейчас вырвет, она с силой зажала рот ладонью.
– Это была ловушка, – совсем тихо произнесла она, едва только спазм прошел. – Ловушка для всех нас, – уже громче. – Они знали.
Кого-то спасет молчание, а Джемма говорила, говорила, рассказывала взахлеб все, что она узнала и успела понять. Голос ее срывался местами, но она продолжала говорить. Ей уже доводилось видеть всякое. Такое, от чего кровь застывала в жилах и кошмары преследовали даже наяву. Но, право, все это было так давно. А теперь все повторилось снова. И, что самое страшное, все только началось.
– Разве я хотела этого? – она будто бы оправдывалась. И вдруг всхлипнула – громко, надрывно – и тут же прикусила нижнюю губу. – Я жить хотела. Просто жить. Без страха, без боли, без кошмаров. Я с тобой хотела быть.
Она замотала головой, разбрызгивая навернувшиеся слезы, за которыми ничего не было видно. Лицо Тома расплывалось и таяло в вечерней полутьме, а Джемме так хотелось понять, что же на нем написано.

Отредактировано Gemma Farley (2012-12-18 01:39:00)