Хлоя Хлоя Хлоя. Мое проклятие вот уже тридцать два года. Или мне лучше стоит винить ту бабку-повитуху, которая прокляла род отца-священника, что каждые три поколения должны рождаться маги? Хотя ты, дорогая, конечно же, это не считаешь проклятием. Сейчас ты сидишь там, внутри, в темноте, в неведении, погруженная в собственные неудачи и горести, в то время, когда я разношу еду, как заправская официантка, даже умудряюсь увернуться от пошлого шлепка по заднице, протираю стаканы, как вечный бармен, не имеющий перспектив на лучшую жизнь, и разливающий пойло. Да, это заведение знало времена и по лучше. До войны это не было местом сбора всякой швали. Создается впечатление, что сюда стекся весь Лютый переулок. Я знаю, что перегибаю палку. Но отрицать, что раньше здесь было все аккуратнее и еда и напитки были лучше – нельзя. Посмотри что сейчас! В тарелках - отбросы, в бутылках и кружках – пойло. Это даже приятный, честный и чистый персонал не скроет. Ах да, ты, милая сестренка, забыл, считаешь свою работу ужасающей, а это сносными напитками, и даже в состоянии это употреблять бутылками. Как вчера. От этого, конечно же, есть польза – я занял твое место, когда твое сознание в конец ослабло и было не в состоянии занять положенное место. Вот для этого тебе и нужен старший брат. И будь благодарна!

Не думайте, что я ненормальный садист. Мне жаль мою бедную безумную сестру. Но из-за ее ошибок нам во многом пришлось жестоко поплатиться. На самом деле я нередко лукавлю, говоря, что не рад такой жизни. Любая жизнь лучше неизвестности, смерти, пустоты. Наверно я поэтому и жив. И мучаю ее и окружающих.
Сейчас я вижу перед собой молодого человека, по какой-то неясной причине язык не поворачивается назвать его мужчиной. Но я уверен, что жизнь его хорошенько потрепала. Она сейчас всех потрепала. Кто не родился ущербным, тот стал ущербным. Или материально, или физически. Кто не родился богатым, тот стал богатым. Не считаю, что можно сказать о них «Нажился на чужом горе». Поднялся. Министерство все в таких. Я работаю на них, передаю сведения. Оставляют как правило не чаевые, а свободу. Хлоя не знает, но могла бы быть благодарна свободе.
Подхожу к стеклянному шкафу и внимательно смотрю на свое отражение. Увидя такую на улице скорее бы назвал девушкой, но зная, что это тело мое, это женщина. Она не милая. Почему-то даже неприятная. Когда я полюблю свою сестру?
- Хлоя! – негромко зову я вслух, слегка ослабляю давление на нее внутри сознания, в надежде, что она со мной поговорит.
И не ошибаюсь, что бывает редко. Чувствую внутри себя шевеление, будто какой-то зверек проснулся и зашевелился. Я улыбнулся своему отражению. Точнее Хлое.
- Доброе утро, милая, - тихо и нежно произношу, глядя в глаза. Внутри девочка заметалась, как зверенок. Бессильно, бесполезно, но ощутимо.
Какое время суток, скотина? она не когда не научится быть вежливой и благодарной.
- Это вместо радости «Спасибо, дорогой Кристиан, что встал по звонку будильника, убрал комнаты, спустился в зал и работаешь?» - говоря все это себе под нос, взял чистый стакан с полки, на всякий случай его еще раз протер, посмотрел на свет… Такие наставления ей явно не понравились, она толкнула ощутимо в грудь. Странное ощущение. Это не описать. От неожиданности выронил стакан, но успел его поймать. – Шесть, около семи. – Вслух, но гораздо громче произношу. Завсегдатые уже успели привыкнуть к нам, полубезумной барменше, бормочущей себе под нос, часто пьяной, часто в отличном состоянии, будто и не пила.
Смотри, я знаю этого! – вопит Хлоя, когда я останавливаю взгляд на блондине, кивком просящим налить еще. Вместо того чтобы ответить, про себя отмечаю, что в очередной раз наливаю ему виски. Обычный. Точнее дерьмовый. В отличии от сестры я не запоминаю людей по лицам, которые сидят здесь. Если бы я знал его имя, то, возможно, внимательнее был бы. Сестра наоборот не в состоянии запомнить ни одного имени, зато помнит любого, даже того, с кем ехала в лифте десять лет назад. Мне кажется, что пока я погружен в эти раздумья, она прямо сейчас заберет себе управление телом. И снова напьется, а утром снова по-старому. Но я хочу, чтобы было так, как сейчас, я не хочу такого завтра.
- Потом, завтра... Черт! – вдруг произносит человек по ту сторону барной стойки. Меня дернуло. Поднимаю глаза. «Я это сказал вслух?» - вдруг кажется мне.
- Еще виски, - уже громче говорит тот самый молодой человек с тяжелым пьяным взглядом. Этот взгляд так часто бывает здесь, точнее по ту сторону барной стойки. А еще мне кажется, что он какой-то другой. Или не мне?
Скажи, чтоб не пил столько! -  снова орет Хлоя. Мне кажется, что я обычным способом слышу ее голос. Еще такой детский, смешной и… просящий.
- Не пей столько, - машинально повторяю за ней. Для кого я вдруг это делаю – не представляю. Мысленно считаю сколько он выпил. Неужели почти бутылку? Даже Хлоя не может столь методично, а я всегда считаю ее неисправимой пьяницей и наркоманкой. Наверное потому, что именно я вытягиваю это тело из тех мерзких и крайне противных состояний, в которые она его загоняет.

Отредактировано Hloya Christian Shain (2012-12-30 19:33:40)

Пф!
Представляю так, будто это наяву: с этим междометием, Хлоя прикладывает к своему виску два пальца и изображает выстрел, со всеми вытекающими закатываниями глаз, и картинным падением. Это было бы смешно, если не так грустно. Она-то точно знает. Наверно.
Лично мне – плевать сколько ты пьешь, а сестренки ты чем-то приглянулся. Я не могу оставить ее без удовольствия лицезреть адекватного человека, тем более вроде как помнит тебя. Мне важно одно – выйди собственными ногами, когда надоест здесь. Но вместо этого:
- Хочешь об этом поговорить? – улыбаюсь той улыбкой, которая уже мне приелась, Хлоя ее ненавидела, но мы ей охотно пользовались – трезвые начинали говорить, а пьяные были готовы не только выложить все, что на душе, но и все деньги из карманов. Любят они милых и странных, но упорно называют это загадкой. Сейчас мне нужно было, что парень перестал смотреть на стакан и бутылки будто утопающий на соломинку, когда рядом проплывает добротное бревно.
Я его не собираюсь убеждать, что все будет хорошо. А делаю простые вещи. Забираю его стакан, ставлю на стол под стойкой, наливаю в него яблочный чай. По цвету – то же виски, по запаху – тоже, это от выпивки, которая до этого была в стакане запах спирта. Во второй стакан наливаю настоящий нормальный виски.  И ставлю перед ним два стакана.
- Налил, - торжественно сообщаю, - значит так, в одном из них алкоголь, в другом нет. Угадываешь – пьешь. Я же не зверь. – и тише добавляю: - Хлоя, я сделал вам обоим хорошо, если вспомнишь хоть одну молитву – молись. – Помолчал, и уже глядя на парня, - мне уже давно заплатили – свобода. Судя по твоему чудесному счастливому виду, тебе платят тем же.
Отодвигаю его деньги. Улыбаюсь. Ну на что мне деньги? Постель есть, еда есть, выпивка есть. Если понадобятся деньги, то проще уж пойти в маггловский бар и там подыскать кого-то. Мне как-то неприятно, что начинаю рассуждать как сестра. Но и в ее голове бывают просветления. Мы всегда были никем, а тут прям разгуляй. Кажется, умыли бывшую интеллигенцию.  Кажется, пролетарий выигрывает. Кажется, в наше время в Лондоне процветает коммунизм в самой извращенной форме.