В маленькой гостиной, несмотря на светлое время суток, сейчас царил густой сероватый полумрак. Шторы на окнах плотно задернуты, тщательно скрывая от дневного света довольно тесное помещение. Ничто не нарушает глубокое тяжелое молчание, повисшее в воздухе. Такая тишина по обыкновению является предзнаменованием того, что что-то непременно должно случиться, ворваться вихрем, переломать всю мебель, поднять в воздух пыль, в щепки разломать видимость полного спокойствия и исчезнуть так же внезапно, как и появилось. А, может быть, и вовсе не исчезнуть.
Затишье перед бурей, - подумала Дафна, нервно постукивая ладонями по коленям. Выражение ее лица являет собой воплощение напряженности и обеспокоенности, голова гудит от неуловимо быстро мелькающих огоньками мыслей. Одна за другой они проносятся перед внутренним взором, не задерживаясь ни на минуту, но оставляя за собой ощущение невыразимой паники, которая сковывает все тело, впивается в кожу и не хочет отпускать.
Что-то должно случиться, но что? Вариантов развития событий было несколько, но правдоподобным и самым вероятным казался только один, один, но самый убедительный исход. Дафна устало повела плечом и подняла ноги на кресло, в котором сидела уже, кажется, целую вечность. Обхватив многострадальные колени руками, она запрокинула голову и медленно прикрыла глаза. Столько воспоминаний. Ужасное утро, лицо Теодора, покрытое паутиной свежих царапин, его безумно блуждающий взгляд, бессильно опустившиеся руки, плотно сжатые губы, всего десяток слов, которые он обронил за все это время.
Веки Ди едва заметно дрогнули. Где же сейчас Эстер? Что с ней? Знать было необходимо, нужно было срочно что-то сделать, исправить, переписать, разрубить этот чертов узел. А она молча ждала, ощущая себя пойманным преступником, приговор которому будет вынесен со дня на день. Нет, - зазвучал где-то далеко чужой голос, - ваш приговор был вынесен давным-давно, а это лишь его обычное исполнение. Так сидеть было просто невыносимо. Время тянулось так медленно, что это было слишком похоже на чью-то хорошо продуманную издевку.
Зачем они пошли на это? Ответ на невольно возникший вопрос Дафна знала не хуже, чем все остальные. И именно за это она который час подряд с чувством проклинала себя, а, может, весь этот чертов режим, ненавистный аврорат и общее несгибаемое желание бороться за свои жизни до последнего вздоха. Дафна Нотт отчаянно ждала, ждала, когда придут эти люди. Вместе с собой они принесут нескончаемые допросы, вечно грубое обращение и новую волну первосортного отчаяния, но еще они принесут хотя бы какие-то скудные новости, которые смогут, может быть, немного отодвинуть неизвестность на второй план. Астория была у них, страшнее ничего и быть не могло.
Дафна решительно поднялась с места и зашагала в сторону детской. Тихо приоткрыв дверь, она облокотилась о дверной проем и молча принялась наблюдать за резвящимся сынишкой. Маленький Кристиан деловито возился на полу среди разбросанных вокруг него игрушек. Подняв синего цвета небольшой кубик, он с видимым удовольствием покрутил его в руках и легонько отбросил от себя, весело рассмеявшись. Зрелище несколько притупило ощущение полного одиночества.
-Кристиан, - он повернулся и с ожиданием посмотрел на мать, но договорить ей не дал раздавшийся звонок в дверь. Пришли. Дафна быстрым движением руки одернула юбку, выдохнула и, чеканя шаг, отправилась встречать гостей.

Отредактировано Daphne Nott (2012-08-01 23:57:43)

У них действительно был шанс. Мизерный, безумный, фантастический. Шанс, на который может рассчитывать только стоящий на доске, когда впереди - раззявленная акулья пасть, а позади - исколовшие спину острия клинков. Но он - был, и последний стажер Аврората этим утром отдавал себе отчет в том, что, пойди хоть какая-нибудь мелочь не так - и экстренное собрание проводилось бы совсем на другой ноте.
Что могли получить нападавшие, увенчайся из вылазка успехом? Панику в прессе, слухи, неуверенность и недоверие. Разрыв и без того напряженных международных отношений. Три трупа, по меньшей мере. И грызню, грызню, грызню в Аврорате.
Стальная броня кулака власти, ее движущий рычаг, ее стабильность - это не закон. Это - наказание за его нарушение. Обязательное и неумолимое, безжалостное, именно оно превращает власть в беспрекословную силу.
Наказание, олицетворенное человеком в алой форменной мантии.
Пустующее место главы Аврората - что кусок свежего, истекающего еще теплой кровью мяса, всего один на целую стаю голодных хищников. Вожделенный, лакомый кусок. На всех не хватит, и прежде, чем приступить к трапезе, победителю придется перегрызть немало глоток. Ведь каждый, кто носит на груди нашивку Министерства, имеет амбиции и хоть капельку мозгов, хочет иметь "своего" на этом месте. Готов ужом извернуться, но получить в свои руки главный инструмент контроля в стране.
А смена власти в Аврорате означает просто - смену власти.
Ублюдки действительно могли получить свой государственный переворот. Но они упустили шанс. Провалились с треском, с музыкой и фейерверками; ушли не все, наследили, оставили в живых своих противников.

Сухую ладонь одного из этих несостоявшихся трупов Ричи приветственно пожал около двенадцати минут назад, и теперь, сворачивая на скользкую дорожку перед искомым домом, незаметно для самого себя прислушивался к его осторожным шагам за спиной.
Перебаламученный Аврорат кипел негодованием, злостью, даже каким-то мистическим ужасом. Ричи, напротив, считал, что нападение в святая святых - это джекпот. Существование подпольной группировки обиженных настоящей властью всегда было весьма вероятно, но фактически - ничем не подтверждалось. Никаких выступлений, террористических акций, показательных демаршей. Просто это было - весьма вероятно. И это было плохо. Недостаточно. Не за что зацепиться, нечего потянуть, можно только тыкаться слепым щенком в каждое досье каждого неблагонадежного за последние десять лет в поисках хоть каких-то предпосылок, подсказок, ниточек. "Вероятно", пусть и "весьма" - слишком мало даже для подозрений. Не то, чтобы Ричи подозревал. Просто это было  так естественно, что почти не требовало обсуждений. Но и обсуждать было - нечего.
И вот он, наконец, - лопнувший нарыв, вызывающе открытый перелом всего, что копилось в них последние годы и даже раньше. Обида, отчаяние, унижение. Потерянность. Усталость и жажда мести. Они просто не могли больше терпеть, они ухватились за крохотную возможность одним махом снова перетряхнуть страну, занять место победителей, и - провалились.

- Миссис Нотт, - быстрая рабочая улыбка, и Ричи сделал шаг к порогу, за которым, придерживая дверь, стояла молодая женщина. Дафна, в девичьевстве - Гринграсс. О том, что они когда-то учились вместе, Ричи вспомнил, только просмотрев ее личное дело. Значения это, правда, не имело никакого.
- Аврор Кут, аврор Локвуд, разрешите войти, - в подкрепление формальной просьбы Ричи развернул свиток - орден на обыск засветился заклинаниями и тут же повис в воздухе, слегка покачиваясь на уровне глаз миссис Нотт.

Ксавье прошел вперед, не раздеваясь и не разуваясь. Временами его немного раздражала та поспешность, с которой всегда все приходилось делать. Профессия, конечно, обязывала, но... Но это было как-то неправильно. Несмотря на всю ненависть к пожирателям и даже их потомкам, врываться в чужие дома не доставляло аврору удовольствия.
Локвуд предпочитал проводить допросы. Жесткие, в подобающих условиях и, конечно, стремясь к максимальной продуктивности. А это значит - никаких правил.
В доме Ноттов пахло теплом и семейностью. Локвуд забыл этот запах, забыл с того утра и не хотел его вспоминать. Любые воспоминания причиняли боль, но научился ее подавлять, но не справляться с ней, и воспоминания о любимой жене и малышке-дочке еще не переросли в светлое и мягко-тоскливое, они все еще причиняли страдания, жгучие и сжимающие сердце в груди.
Аврор опустился на диван неохотно. Ему было бы удобнее стоять, край сознания цепанула мысль, что надо бы запечатать двери дома, но... Что может сделать одна женщина против двух мужчин? Очень многое, если бы не ребенок. Подло прикрываться этим фактом, но рисковать жизнью сына она не станет.
Ксавье воспринимал все отстраненно, еще не отойдя полностью от событий ночи. Только теперь он начал понимать, что до сих пор находится в состоянии некоторого оглушения, разве что в ушах не звенит.
Тогда пусть говорит Ричи. Ему это удастся лучше, а Локвуд пока оставался почти что бесполезным прицепом, не только слепым, но теперь еще и немым. Сжав трость обеими руками, мужчина глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Спокойствие.